Любовь и смерть Катерины

Он тяжело дышал, так как ему пришлось уже второй раз взбираться по лестнице с тяжелыми ведрами и он устал. Ведра оттягивали ему руки. Но он был мужчиной, таким же, как Коста, и де Сильва, и Л.Э. Вальдес, и отец Гонзалес, и он открыл рот и уставился на Катерину. Ну и футболка! Она натягивалась на груди, ясно обрисовывая два дышащих под ней гуттаперчевых полушария, а потом спадала вниз, словно река, обрушивающаяся с утеса водопадом пены. Футболка заканчивалась в районе пупка, оставляя открытым плоский бархатистый живот и по обе стороны от него — две ложбинки, что уходили внутрь низко сидящих джинсов… Конечно, он смотрел на нее, не отрывая глаз. Он ведь был мужчиной.

Придя в себя, он прокашлялся.

— Девочка, вы, эта, внесите-ка ведра вовнутрь, ну? Они же не помещаются тута, на площадке, видите?

— Нет! Постойте! Это не мне! Должно быть, вы ошиблись адресом.

Мужчина вытащил из нагрудного кармана рубашки мятую бумажку и, прищурившись, вгляделся в нее. Затем извлек пачку сигарет с оторванным верхом, а потом — маленький белый конверт, который он протянул Катерине.

— Это ваше имя?

Катерина посмотрела на него в изумлении и только кивнула.

— Ну, тогда ошибки нет. Вы тут, эта, давайте, уберите ведра, а я пошел за новой порцией.

Он снова прогромыхал сапогами по лестнице, затем остановился на площадке, перевел дух и вполголоса проговорил: «Господи Иисусе!» Катерина услышала это восклицание, но решила, что он просто сердится на ее растерянную беспомощность. А через три года в стране разразился экономический кризис, и хозяйка магазина уволила водителя фургона за то, что он залез в общую кассу и взял пару сотен реал — сумма-то крошечная, и он, кстати, собирался вернуть ее при первой возможности. А она выгнала его! Тогда он от злости напился и поехал на Пунто дель Рей, чтобы немного поразвлечься, а полицейские взяли его там тепленьким и за пьянство упекли на два месяца в тюрягу. Там он рассказал сокамерникам о той встрече с Катериной, но они ему не поверили.

Для общения с мужчинами у Катерины было припасено особое выражение лица (впрочем, сама она об этом не подозревала): презрительно-недовольная гримаска, которой она одаривала наглецов, посмевших более чем на две секунды задержать взгляд на ее груди. Таким образом бедняжка пыталась защитить неприкосновенность своей территории от вторжения варваров, ведь недаром говорят, что лучшая защита — нападение. По городу она ходила в постоянном напряжении, готовая в любой момент дать отпор слишком дерзким атакам; ее маленькие руки были словно все время сжаты в кулаки, а выражение лица говорило: «Ну, и чего ты здесь не видел, дурак?» Она-то прекрасно знала, чего они не видели и почему при виде нее у них делаются такие лица.

Но когда она стояла около двери, вертя в руках белый конверт, а выплеснувшаяся из ведер вода, прорисовав на бетоне несколько темных ручейков, скапливалась вокруг пальцев ее босых ног, гримаса гнева и раздражения уступила место недоверчивой радости, недовольная морщинка между бровями разгладились. Конечно, она сразу узнала этот почерк, и широкий росчерк в конце, и черные чернила. Катерина разорвала конверт и вытряхнула на ладонь квадратик белого картона с единственным словом — «Чиано». Одно слово, даже меньше, чем «я пишу». Ни «с любовью», ничего подобного. Просто имя. Его имя. Она пришла в восторг. Он не бросается любовными записками — одно это достойно восхищения. К тому же это означает, что в принципе он может влюбиться по-настоящему…

Катерина вложила квадратик в конверт.

Дверь в соседнюю квартиру открылась, и на пороге появилась Эрика.

— Боже, ты дома! Значит, с тобой все в порядке! — воскликнула она.

— Конечно, все в порядке! А что со мной могло случиться?

— Ты что, не слышала про бомбу? По радио только об этом и твердят. Кто-то взорвал в нашем универе настоящую бомбу. Я думала, что у тебя сегодня утренние занятия. Я страшно беспокоилась.

Тут Эрика увидела цветы, и глаза ее расширились.

— Это еще откуда?

— Ты как думаешь? — Катерина помахала конвертом в воздухе, затем обмахнула им лицо, закатив глаза, будто собиралась упасть в обморок.

— Не может быть!

— Может!

Эрика в два счета подскочила к ней и выхватила конверт. Катерина засмеялась и выпустила его из рук.

— Чиано! О-о-о-о, держите меня! Чиано?!

— Для тебя сеньор Л. Э. Вальдес, подружка.

— И что, он уже?

— Уже что?

— Сама знаешь! Вы уже — ага?..

— Нет.

— Ну, теперь-то тебе некуда деваться. После такой атаки ты не сможешь ему отказать.

— Подожди, это еще не все.

Посыльный опять поднимался по лестнице, с трудом волоча последние четыре ведра, и девушки перевесились через перила, чтобы посмотреть на него. Три года спустя, сидя в тюрьме, он рассказывал и об этом, но ему снова никто не поверил.

— Господи, сколько цветов! Теперь он точно захочет сделать это.

Катерина опять засмеялась и сказала:

— Я позволю ему сделать все, что он пожелает.

Посыльный услышал ее слова и, хотя вслух не прокомментировал их, про себя подумал многое.

Он поставил на пол ведра, с удовольствием закурил сигарету и хрипловато сказал: