Любовь и смерть Катерины

На улице было тепло, но Катерина пришла в куртке, которая поразила его уродством. Сшитая из грубой тряпки цвета грязи, она висела на девичьих плечах бесформенным колоколом, подобно старым одеялам, которые жители гор надевают в холодную погоду, прорезая в середине дырку для головы. Сеньору Вальдесу куртка напомнила его детскую книжку — сказки Братьев Гримм, — с чудными картинками, изображающими старых колдуний, прыгающих у костра, и бородавчатых гномов, одетых в перевернутые ореховые скорлупки.

— Как ты чудесно выглядишь, — сказал он.

Катерина опять улыбнулась и тихонько фыркнула. Она выглядела немного заторможенной, будто не совсем понимала, где находится.

— Снимешь куртку?

Сеньор Вальдес продолжал играть роль идеального хозяина, но внутри начинала нарастать тревога. А вдруг вся эта затея — ужасная ошибка?

Она же просто недоразвитая — ни слова не может сказать! Но когда он приблизился к ней, чтобы помочь снять чудовищную куртку, сразу вспомнил, почему так хотел именно эту девушку. Совершенные линии ее тела невозможно было испортить ничем. Непостижимая, немыслимая красота. И этот запах, поднимавшийся даже от затрепанной куртки, — так и хочется зарыться в нее лицом и дышать, дышать, глубоко и свободно. «Боже мой, — пронеслось у него в голове. — Как же она молода! Она пахнет свежестью!»

Сеньор Вальдес сказал, отходя от стенного шкафа в прихожей:

— Хочешь выпить?

Но Катерина уже начала нерешительный обход квартиры, и маленькая прихожая была пуста. Он медленно двинулся за ней, прислушиваясь к слабому скрипучему писку, который резиновые подошвы ее теннисных туфель издавали на мраморных плитах пола, затем к таинственной тишине, когда она вступила на пушистый бежевый ковер.

— Какой у вас красивый дом, — сказала Катерина.

Проходя мимо книжных шкафов, она задумчиво провела пальцем по стеклу. Выглядела Катерина немного потерянно, будто только сошла с борта космического корабля после межгалактического перелета и обнаружила, что попала в цивилизацию, обогнавшую земную на тысячу лет.

— Спасибо, — сказал он и немного приблизился к ней.

— А это что?

— Это? Столовая.

— Какая красивая.

— Спасибо. Я никогда ею не пользуюсь.

— Разве к вам никто не приходит?

— Нет. Никто не приходит.

— Я знаю, — сказала она. — А это что?

— Сабля моего деда.

— Он был героем.

— Для меня — да.

— А это?

— Какая-то награда. Трофей, понимаешь? Я уже и забыл, за что мне ее вручили. Они любят дарить вместе с чеками уродливые безделушки. Думают, таким образом могут облагородить свой грязный бизнес.

— Здесь не сказано, за что вам ее дали.

— Ну, наверное, за упорство. Или хорошую успеваемость. Или знание Библии. Черт, не помню. За книгу, конечно, одну из многих. Хочешь? Возьми себе.

Она посмотрела на него с хитрой гримаской и сказала:

— Нет, спасибо. Я подожду собственных наград.

Сеньор Вальдес устал бороться с искушением: так ему хотелось подойти к ней близко-близко, зарыться носом в блестящую массу волос, чтобы вновь почувствовать волшебный запах, но она повернулась и танцующей походкой направилась на кухню.

— Кухня! — воскликнула она с удивлением.

— Да, с большим холодильником, а в нем обычно есть бутылка шампанского. Хочешь? Можем проверить.

— Давайте. Вы проверьте, хорошо? — Она усмехнулась этим своим тихим, тайным, смущенным смешком и, пока он доставал с верхней полки холодные бокалы, разворачивал на горлышке бутылки серебряную фольгу и освобождал ее от проволочной клетки, опять исчезла из вида.

— О, красивый салон, — сказала она.

— Это гостиная. Мы же не в борделе!

— Чудесный вид. И ковер такой мягкий.

Сеньор Вальдес повернул бутылку — всегда только бутылку, не пробку, — и пробка вышла из горлышка, издав тихий звук, напоминающий вежливую отрыжку старой тетушки после хорошего обеда. Только тут он заметил, что записная книжка исчезла со стола.

Когда он вышел в гостиную, осторожно неся два наполненных игристым вином бокала, Катерина стояла около окна, что выходило на Кристобаль-аллею, открывая чудесный вид на реку Мерино, и прижимала его записную книжку к груди.

Он подавил приступ легкой паники и протянул ей бокал.

— Можно забрать у тебя это? — спросил он небрежно.

— А можно мне взглянуть? Я не стала смотреть без спроса. Можно?

Паника опять сдавила ему грудь.

— Если я разрешу тебе посмотреть, что я получу за это?

— А что вы хотите?

— Все. Я хочу все.

— Я и так могла бы посмотреть, правда?

— Такова моя цена.

— И если я отдам вам все, вы разрешите мне взглянуть?

— Да, Катерина. Если ты отдашь мне все, я разрешу тебе взглянуть.

Она открыла книжку, пролистала пустые страницы.

— По-моему, вы меня обманули.

— Почему же? Мы заключили честную сделку.

— И что же, я получаю «тощая рыжая», а взамен отдаю «все»? — воскликнула Катерина с притворным возмущением.

— Даже два слова, вышедших из-под пера великого мастера, уже немало. Можешь оставить их себе. Хочешь, я подпишу их, как Пикассо подписывал салфетки? Мне хорошо платят за мои слова. Соглашайся, не прогадаешь.