Любовь и смерть Катерины

Людям со стороны заказать столик в этом ресторане было практически невозможно, но человек вроде сеньора Корреа обладал такими связями, что смог лишь за день снять целый зал в задней части заведения, к ужасу ирландского посла, чью заявку на частную вечеринку внезапно аннулировали. Сеньор Корреа знал, что делает — конечно, сеньора Фернанда Мария Эспиноза не смогла устоять перед таким предложением.

И, конечно, она немедленно пожалела об этом, едва сняла пальто и, повернувшись, увидела лицо сеньора Корреа. Сеньор Сальваде тоже сразу понял, что хитрый подлец пригласил их на ужин с единственной целью — позлорадствовать. Но бежать было поздно.

Сеньор Сальваде нахмурился и крепче сжал хрупкую ножку широкого бокала с мартини.

За рыбой в белом вине Фернанда Мария спросила, холодно улыбнувшись:

— Ну же, крошка Хуан, расскажи нам, что за туза ты спрятал в рукаве?

Но редактор «Салона» лишь щелкнул пальцами, подзывая официанта, заказал еще вина и примирительно сказал:

— Милочка Фернанда, неужели мы должны все время говорить о делах? Наслаждайтесь едой — не правда ли, рыба сегодня удалась?

Сеньор Сальваде из «Единого обозрения» молчал и пил больше обыкновенного, но даже он не выдержал во время перемены нежнейшего стейка.

— Ну давай же, подлец, — промычал он. — Выкладывай, что у тебя там?

Сеньор Корреа улыбнулся ему улыбкой Моны Лизы и до краев долил бокал. Он смог продлить пытку до конца десерта, игнорируя безмолвные мольбы врагов о пощаде, болтая о пустяках, разыгрывая радушного хозяина, с садистским злорадством наслаждаясь их мучениями.

Но после десерта сеньор Корреа столкнулся с обычной проблемой всех садистов: у каждого человека есть предел страданий, после которого он перестает их чувствовать. Поэтому после кофе, когда гости сложили салфетки и он понял, что рыбки готовы соскользнуть с крючка, сеньор Корреа значительно откашлялся:

— Мои дорогие коллеги. Друзья.

Оба врага фыркнули и потянулись за бренди.

— Помните ли вы историю Говарда Картера который в 1922 открыл практически не расхищенную могилу Тутанхамона?

— Помню, что он умер от чего-то ужасного, — сказала Фернанда Мария. — Проклятие фараонов или что-то в этом роде.

— Я уверен, что вы правы, моя дорогая, — сказала сеньор Корреа. — Но я слышал вот что: когда он пробил стену гробницы и протянул внутрь руку с огарком свечи, его спросили, что он видит, а он ответил: «Чудесные вещи!»

Сеньор Сальваде плеснул себе на два пальца бренди и грубо спросил:

— И что? К чему ты клонишь?

— Сейчас узнаешь. Представьте себе мой восторг, когда, как Картер, я вскрыл конверт и нашел там вот это. — Он вытащил из кармана клочок голубой бумаги. — Представьте мое изумление! Представьте, сколько раз я перечитывал эти строки, не веря своему счастью. И каким ничтожеством я почувствовал себя, когда мой маленький огарок обнажил скрытые внутри «чудесные вещи».

Сеньор Сальваде цинично усмехнулся в бокал.

— Ну-ну, расскажи нам, как ты там обнажил свой маленький огарок!

Тут терпение Фернанды Марии лопнуло. Она протянула руку через стал и попыталась выхватить из рук мучителя голубой листок.

— Давай уже, телись, ради всего святого! Что там написано?

Сеньор Корреа поднял руку с листком, призывая их к терпению, прямо как Марта Алисия накануне.

— Дорогая, здесь написано следующее: «Дорогой сеньор Корреа, мы давно не общались, и мне жаль, что раньше нечего было вам показать. Посылаю короткий рассказ и надеюсь, что вы рассмотрите его для публикации по вашим обычным расценкам».

Сеньор Сальваде помахал в воздухе бокалом.

— И кто же автор?

— В этом то и есть главный сюрприз, друзья мои. Вот поэтому я и попросил вас присоединиться ко мне и разделить мою радость. Посмотрите под вашими тарелками.

— Что?

— Под тарелками. Загляните-ка туда.

— Это уж слишком, — возмущенно сказала Фернанда Мария.

— Ты просто жалок.

Но они заглянули. Под тарелками лежали конверты, которые сеньор Корреа заранее положил туда. Внутри каждого конверта имелась копия журнальной обложки, на которой под названием «Салон», написанным витиеватым римским шрифтом, там, где обычно помещаются фотография и заголовки основных статей и рассказов, сообщающих читателям, что их ждет в номере, было выведено:

ВАЛЬДЕС

Одно лишь слово самым черным, самым жирным шрифтом, на всю страницу.

Глядя на пораженные лица обоих редакторов, сеньор Корреа в шутливом смущении развел руками.

Сеньор Сальваде первым обрел речь:

— Мерзавец! Негодяй!

Улыбаясь, сеньор Корреа ответил:

— Он вернулся, господа. «Я — Озимандиас, всех королей король! Воззри деяния мои, Всесильный! Трепещи![12]» Ха-ха-ха!

* * *

Машина медленно двигалась под деревьями, что отбрасывали на улицу резные тени, как русалка, плывущая сквозь качающиеся заросли морских водорослей, испещренных пятнами пробивающегося с далекой поверхности солнечного света. Вчерашний дождь прибил пыль и увлажнил дорогу, поэтому колеса машины издавали довольное, сытое урчание, а текущие из радиоприемника звуки танго тоскливыми обрывками фраз повисали в воздухе.