Любовь и смерть Катерины

— Эти двое? Да никогда в жизни. Вы бы видели, как вытянулись у них лица! Ей-богу, как у старых монахинь, попавших на соревнование по пердежу! Ха-ха-ха! Нет, это было что-то! Они никому не скажут, будьте уверены. Кто купит их журналы после этого? Да они ни сантиметра рекламы больше не продадут, зато мы…

Сеньор Корреа поднял со стала макет свежего номера «Салона». Какой он все-таки симпатичный вышел! С каждым месяцем у него получается все лучше и лучше!

Вчерашний бренди опять больно сжал виски, кровь застучала в голове, и страница поплыла перед глазами.

Сеньор Корреа покрепче ухватился за глянцевую бумагу и рванул. Макет с треском разорвался пополам.

— Вот так-то! Начнем заново. У нас есть обложка с одним словом и четыре страницы рассказа. Верно? Что ж, будем плясать от этого. Марта Алисия, вы записываете мои слова?

— Все до единого, сеньор Корреа.

— Слава богу, потому что когда я начинаю творить, нельзя пропустить ни слова.

Марта Алисия взглянула на пустую страницу лежащего на ее коленях блокнота. Через секунду она совершила ошибку, слегка постучав по странице розовой резинкой карандаша, который держала в руке.

— О-о-о, прекратите! — застонал сеньор Корреа. Она замерла. Он тоже. Так они просидели минуту.

Марта Алисия поняла, что пора брать инициативу в свои руки.

— Мне понравилось, что вы сказали о том, откуда надо плясать.

— Да, именно это нам и надо сделать.

— Очень мудро.

— Дорогая моя, дело в том, что у нас на руках алмаз, который нужно огранить и вставить в оправу. Сеньор Вальдес, понятное дело, сидел в шахте или где там сидят, и лопатил руду в поисках драгоценного камня. Ну и что? Подумаешь! Да он прислал нам сокровище, но само по себе оно еще грубоватое, рыхловатое. Теперь наше дело довести его до совершенства. Эти… — Сеньор Корреа подавился поднявшейся из горла желчью. Бросив на секретаршу вороватый взгляд, он продолжал, надеясь, что она ничего не заметила: — Авторы думают, что они — великие творцы, художники. Ха! Это мы художники. Мы! Мы показываем людям, что хорошо, а что плохо. Мы определяем вкусы читателей нашего поколения. Это все мы, мы!

Тут сеньор Корреа сник и лег головой на стол, будто у него кончился заряд батареек.

Сеньорита Канталуппи подавила зевок и оторвалась от созерцания розового кончика карандаша.

— Что ж, немало места займут иллюстрации, — заметила она.

— Да-да! Иллюстрации на всю полосу!

— В таком случае у нас уже заполнено восемь полос.

— Точно. так я и думал.

— Я записываю, — сказала Марта Алисия. — Как это мудро!

Они погрузились в молчание.

Сеньорита Марта Алисия Канталуппи, кроме того, что была чрезвычайно квалифицированной секретаршей, имела тонкие щиколотки и в совершенстве владела искусством завлекательно подрагивать задницей, такой чудесной, что с ней мог сравниться только вид на Большой венецианский канал из отходящей от причала гондолы, обладала также доброй душой и чутким сердцем.

— Может, принести вам еще кофе? — спросила она.

— Хорошая мысль, — пробормотал сеньор Корреа.

Марта Алисия заварила еще чашечку и сказала:

— Не буду мешать вам работать. Позовите меня, если вам что-нибудь понадобится, — и отправилась управлять работой редакции.

В самом конце своего пухлого ежедневника она нашла телефон доктора Альберто Суамареца из университета «Реал». Он ответил на третьем гудке.

Сеньорита Канталуппи сказала с вопросительной интонацией:

— Доктор Суамарец? — будто не знала, куда звонит, будто набрала номер наугад и теперь была страшно удивлена, что попала именно на него.

— Доктор Суамарец? Говорит Марта Алисия Канталуппи из офиса сеньора Корреа, журнал «Салон».

Послушав несколько секунд бормотание на том конце провода, она мелодично рассмеялась звуком, с которым сталкиваются два бокала игристого вина, и промурлыкала:

— Да-а-а-а-а, спасибо.

А затем деловым тоном объяснила, что, поскольку доктор Суамарец известен всем как специалист по творчеству сеньора Л. Э. Вальдеса, она решила (то есть сеньор Корреа решил) обратиться в первую очередь к нему. Необходимо его ученое мнение по поводу новой работы сеньора Вальдеса, которую они собираются публиковать у себя в журнале.

Конечно, она надеется, что доктор Суамарец понимает — дело чрезвычайно деликатное, строго конфиденциальное, поэтому лучше всего ему приехать к ним в редакцию и прочитать рассказ здесь. Поскольку рассказ занимает всего четыре страницы, она не думает, что объем рецензии должен превысить двадцать страниц.

О да, конечно, она понимает, что для столь важного человека оскорбительно вот так срываться с места и мчаться непонятно куда, но ей придется предупредить его, что статью они желают получить быстро — самое большее, через неделю.

Ну конечно, она согласна — сроки совершенно нереальные. О да, она знает, с кем разговаривает, и просит прощения за то, что отняла его драгоценное время, да, да, он прав, только полный идиот может написать что-то умное за такое короткое время, поэтому, как ни прискорбно, ей придется обратиться за помощью к доктору Сальгадо.

— Да, — сказал она, — я имею в виду именно ее. Доктора Селестину Сальгадо из Католического университета.