Любовь и смерть в толпе

Люба прекрасно знала: не в характере Марины признавать ошибки. Однажды принятое решение не обсуждается. Но Марина уже испытывает дискомфорт. Все дело в том, что она привыкла сливать в Касю весь негатив, который накапливала за день. Лучшего слушателя трудно себе представить. И вот Кася исчезла. Марина приходит домой, ей не с кем поговорить. Новый мужчина не склонен слушать ее откровения. Тем более жалобы. Конфетно-букетная стадия требует от женщины прежде всего терпения, иначе добыча может сорваться с крючка. Стервозничать можно, когда дело уже дойдет до постели. Тут уж мужчине нужна схватка, иначе он не ощутит вкуса победы. Марина держит ориентир на брак, она женщина серьезная. Двое детей. Материальные проблемы. Выуживать рыбку она будет долго и тщательно. А чем крупнее добыча, тем больше труда надо приложить. Наживку-то она хватает сразу, но зато какое сопротивление оказывает, если поймет, что на берегу из нее попытаются сварить суп! Если мужчина богат (а другого у Марины и быть не может), он в свою очередь ищет ценителя. Пока не расскажет историю своего восхождения, начиная от первого крика в момент рождения и заканчивая днем сегодняшним, не успокоится ни за что. И попробуй ты его не выслушать! Прежде всего, им надо, чтобы их поняли. Или хотя бы сделали вид. Верят охотно, как дети. Лишь бы слушали. А кому слушать Марину? Она ведь тоже совершила восхождение. И упорно лезет вверх, преодолевая ступеньку за ступенькой.

Итак, все свои впечатления за день Марина копит в себе же. И негатив, и позитив. Негатива в ее жизни сейчас больше, потому что она на стадии становления. Неопределенность с работой, свободный полет в плане жизни личной. Разумеется, она справится. Но такие люди должны быть в связке. Сильный со слабым. Ведущий с ведомым. Отними ведомого — и у того, кто тащит воз, останется сил ровно в два раза меньше. Но признать свои ошибки?

— Марина, у вас все в порядке?

— Абсолютно!

Ослепительная улыбка. Взмах рукой: пока, пока! Женщина идет к своей машине. На бис. Даже если на улицах Москвы ужасные пробки, такая женщина ни за что не спустится в метро. Это значит не уважать себя. Люба же придерживалась другого мнения: ради дела можно вытерпеть массу неудобств. Лишь бы оно сдвинулось с мертвой точки. Видела Кася машину Марины или нет? Во всяком случае, вид у нее смущенный. Тему Люба поднимать не стала. Они спустились в метро и проехали несколько остановок по прямой, без пересадки. Минут пять ждали Люську. Та приехала на машине. Звезда же! Звезды избегают общественный транспорт по другой причине. А вдруг узнают и начнут тыкать пальцем? Доставать? Увидев Апельсинчика, Кася, к примеру, побледнела. Потом залилась краской.

— Ой, — только и смогла выговорить она.

Люська же придирчиво осмотрела Касю с головы до ног и в итоге протянула:

— Ну, в общем, ничего. Пошли! Тут недалеко.

В бутике они провели около двух часов. Люба по такому случаю прихватила почти все свои сбережения. Кася смущенно сказала:

— Я отдам. С первой же зарплаты.

Люська тоже вошла в долю:

— Надо же помочь человеку!

Скинувшись, они наскребли на брючный костюм, о котором Апельсинчик сказала: вполне! Костюм был из плотной ткани темно-синего цвета и украшен стразами. Последовала реплика Апельсинчика: «это сейчас модно». В другом отделе они подобрали туфли на невысоком устойчивом каблуке, от «шпильки» Кася категорически отказалась.

— Я думаю, эпатаж — это не ее, — заметила Люба, кивнув на Касю. — Да и Борис не оценит. Волосы красить не надо.

— А это не тебе решать, — отмахнулась Люська.

В салоне, где из женщин делали ослепительных красавиц, она опять-таки взяла инициативу на себя. Но мастер, распустив Касины волосы, сказала:

— Такую красоту портить нельзя. Просто-напросто привести в порядок. Обрезать секущиеся концы, обработать бальзамом, который придаст волосам блеск и сделает их пушистыми. Расчесать и распустить. Пусть свободно струятся по плечам.

— Делай, как знаешь, — махнула рукой Люська и, зевнув, взяла со столика журнал.

— Ну, что скажешь? — тихо спросила Люба у Апельсинчика.

— Шансов мало, — также тихо ответила та. -Я вовсе не внешность имею в виду. Какая-то она… несовременная! Вот!

— Может, Борис это оценит?

— Сомневаюсь. Скорее он оценит пирог с яблоками, который она испечет.

— Хорошо, что он частенько обедает у Климова.

Еще два часа они провели в салоне. Когда Кася наконец была причесана и накрашена, Люба, взглянув на часы, отметила, что у них в запасе еще часа полтора. Накануне она договорилась с Борисом на восемь.

— Как думаешь, ей следует опоздать? — спросила она у Люськи.

Та еле слышно вздохнула:

— Я думаю, что ей вообще не стоит туда ходить.

Люба уныло согласилась. Красоткой Кася не стала. В новом костюме, при вечернем макияже и с непривычной для себя прической, она явно чувствовала себя неловко. Не знала, куда деть руки, как повернуть голову, чтобы волосы не растрепались. Вид у нее был смущенный. Если одежда не вторая кожа, то, как ни старайся, создастся впечатление, что тебя одели с чужого плеча.

— Не будем отчаиваться! — тряхнула Люська оранжевыми кудрями.