Любовь и страсть Сухово-Кобылина. Трагедия великого драматурга

Мать Александра Васильевича и его сестры Софья и Елизавета испытывали к француженке необыкновенную привязанность. Они называли Луизу «доброй и прекрасной женщиной». Для них она была преданным другом, доверенным лицом, приятным и увлекательным собеседником. Без участия и совета авторитетного парижского специалиста сестры Кобылина не делали ни одной даже самой мелкой покупки – сорочки, пелеринки, шляпки… Авторитет Луизы во всех семейных делах был настолько велик, что даже Мария Ивановна, обладавшая неограниченной властью в доме, не обходилась без ее помощи, когда нужно было повлиять на сына. В одном из писем она просила француженку уговорить Александра не оставлять службу в канцелярии генерал-губернатора, которая давала бы ему возможность баллотироваться на пост губернского предводителя дворянства. Но здесь Александр Васильевич был непреклонен: в 1849 году вышел в отставку в незначительном чине титулярного советника.

Сам Сухово-Кобылин впоследствии сообщал, что его подруга питала «глубокое уважение и привязанность» к его матери и сестрам и была с ними в «близком дружестве». Луиза стала поверенной чувств к Николаю Огареву младшей, любимой сестры Александра Евдокии Васильевны, Душеньки. С Огаревым Александр сблизился еще во время учебы в Московском университете. Необыкновенная человеческая привлекательность Огарева, его отзывчивость и такт очень скоро сделали его вместе с Герценом своеобразным центром притяжения студенческого кружка, чаще всего собиравшегося в доме отца Огарева, на Никитской. Здесь нередко бывал и Сухово-Кобылин, который в свою очередь привел Ника (так Огарева звали друзья) в гостеприимный дом своей матери. Там он поразил сердце подростка Душеньки. Но в то время ни о каких лирических отношениях не могло быть и речи.

Теперь Душеньке было далеко за двадцать, и, хотя она слыла первой московской красавицей, годы уходили. Ей суждено было стать вдохновительницей музы Огарева, его идеалом, его Прекрасной Дамой. Именно для Душеньки он в 1841–1845 годах написал цикл из 45 лирических стихотворений под названием Buch der Liebe – «Книга любви». Но в свое время он опрометчиво женился на совершенно чуждой ему по духу женщине, и, несмотря на то что в декабре 1844 года супруги разъехались навсегда, официально женатый Огарев не мог сделать предложение Евдокии Васильевне. Он даже из робости не рискнул признаться ей в любви. Сердцем поэт чувствовал, что девушка к нему неравнодушна. Она действительно долгое время отвергала предложения своих многочисленных поклонников. Получил отказ и Михаил Федорович Петрово-Соловово (1813–1885) – состоятельный молодой человек хорошего рода и отменных личных качеств, полковник Кавалергардского полка. Но Луиза, которой любовь не застила глаза, советовала девушке обратить внимание на этого славного малого, столь преданно в нее влюбленного.

Когда весной 1846 года Огарев вернулся в Россию после окончательного разрыва с женой, его Прекрасная Дама была уже помолвлена с другим. «Директор совести», как звали Ника друзья, не решился препятствовать девушке устроить свою жизнь.

В день рождения Александра Васильевича, 17 сентября 1848 года (Мария Ивановна, боготворившая сына, считала этот день самым счастливым не только для него, но и для всей семьи), Евдокия Васильевна Сухово-Кобылина и Михаил Федорович Петрово-Соловово обвенчались. Душенька ни разу в жизни об этом не пожалела. Вскоре после свадьбы они уехали в Петербург, позже с ними стала жить и младшая сестра Софья Васильевна, поступившая в Академию художеств. Это был уникальный случай: барышня стала учиться в академии. Но Софья Васильевна обладала такими художественными дарованиями, что ее поступление единодушно одобрили авторитеты кисти и холста.

Молодой богатый холостяк, Александр пользовался неизменным успехом у женщин – свидетельство тому многочисленные письма, сохранившиеся в уголовном деле: «Клянусь тебе, нежный и дорогой друг, я твоя навеки. Никакая сила, никакая власть не вырвет из моего сердца любви, которую я посвятила тебе. Никакое сердце не будет биться на моем, ничьи губы не сотрут следов твоих поцелуев, никто не получит тех поцелуев, которые назначены тебе одному». Другая возлюбленная умоляла: «Я спрашиваю вас, любите ли вы другую? Ради Бога, не заставляйте страдать женщину и напишите ей в немногих строках, может ли она, обожая вас, надеяться на ваше расположение?»

Так что позже он со знанием дела писал о победах своего героя Кречинского: «…женский пол – опять то же… Какое количество у него их перебывало, так этого и вообразить не можно! По вкусу он им пришелся, что ли, только просто отбою нет. Это письма, записки, цыдулии всякие, а там и лично. И такая идет каша: и просят-то, и любят-то, и ревнуют, и злобствуют («Свадьба Кречинского», 2, 1).

Но для него эти связи оставались мимолетными: он был глубоко и нежно предан лишь Луизе. Хотя где-то далеко маячила мысль, что «истинное счастие – это найти благовоспитанную девочку и разделить с ней все» («Свадьба Кречинского», 1, 9).