Любовь и свобода

Чтобы не впасть в окончательную хандру, Лимон, когда мог, занимался обустройством быта личного состава. Сделал девчонкам выгородку, натаскал мха, сколотил из брёвнышек и множества тонких жердей стол и скамейки около кострища, само кострище превратил в очаг… Заготовил кучу дров. Иногда за работой удавалось забыться.

Примерно на пятнадцатый день Поль встал.

Как раз говорили про него. Был вечер, канун ночи. Из осторожности, да и из экономии тоже, жгли только одну свечку, поставленную на пол в середине большой «комнаты». Вокруг свечки и сидели – кто обхватив колени руками, кто полулёжа, опершись на локоть. В лесу орали какие-то птицы, которых не мог опознать даже Порох. Один раз вдалеке слышен был будто бы шум газующей машины, но он быстро прекратился: то ли мотор заглох, то ли машина развернулась и уехала.

- Я там мостик разобрал, если что, - сказал Порох. – Несколько досок с настила. Не проедут.

- Какой мостик? – не понял Лимон. Он не помнил никакого мостика.

- Канава дренажная, через неё мостик, - пояснил Порох. – С километр отсюда. Маленький мостик, его и не видно почти.

- Я видел, - сказал Шило. – Я ещё подумал тогда, что надо бы разобрать. И забыл.

- Я про Поля ещё вот что вспомнил, - сказал Порох. – Дядя Чаки рассказывал. Что у него ружьё было совершенно необыкновенное…

- Кто-то идёт, - сказала Зее.

Шило тут же дунул на свечку. Стало темно.

- Да никого… - шёпотом начала было Илли, но в этот момент за стеной громко хрустнула сухая ветка, проворчала собака, и чей-то незнакомый сиплый голос произнёс:

- Ну, понагородили, джакч. Спокойно, Илир, спокойно. Эй, люди, где тут у вас вход?

- Сейчас выйду, встречу, - громко сказал Лимон, встал, громко передёрнул затвор «графа». Держа пистолет в опущенной вдоль тела руке, по памяти двинулся к выходу. Он слышал, как дослали патроны в свои автоматы Порох, Гас и Илли. Зее к огнестрельному оружию относилась с непонятным презрением, предпочитая пистолету нож, а автомату – лук и стрелы. – Осветите себя. И говорите что-нибудь, чтобы я шёл на голос…

- Звуки рога

Заставили вздрогнуть

Тех, кто в лачугах не спал.

Незнакомец прекрасный

На коне прискакал,

И вот он увидел

Незнакомку прекрасную,

На коня посадил ее

И умчался с ней прочь…

И в этот момент Лимон услышал, как от тихого ложа Поля раздался шелест, треск, частое свистящее дыхание. Но сейчас было не до Поля…

- Они бежали в мрачные дали

Туда, за озеро, над которым дрожали

Зарева,

Ночь,

Плакучие ивы.

Они бежали

Через долины, поля и лесные кущи.

Но мог ли ты знать о своей легенде грядущей,

Таинственный похититель принцессы?

И плачет во мне

Вся печаль и усталость

Теней минувшего, странных теней…

А потом в темноте вспыхнул голубоватый рассеянный свет универсального фонаря, и Лимон увидел, что совсем близко перед ним стоит невысокий человек в мешковатой охотничьей одежде и противомоскитной маске; правой рукой он придерживал за загривок громадного грязно-белого пса с чёрными «очками» вокруг глаз. Что-то в фигуре человека было странным и очень знакомым, но Лимон только через секунду понял, что именно странно (голову человек держал очень криво, так что одно плечо у него получалось намного шире другого) – и кто перед ним.

Это был Тим-Гар Рашку, отставной дозер, то есть, извините, штаб-бригадир Гвардии и в прошлом окружной особоуполномоченный Департамента Общественного Здоровья… Говорят, раньше им пугали детей, но Лимон помнил его просто как желчного старика, живущего где-то за городом. Иногда он встречал его в кино. Господин Рашку очень любил кино. И в магазине «У Пёстрого». Там бывший особоуполномоченный покупал чёрную настойку горного барбариса. В больших количествах. У него болела печень. Он загружал бутылками коляску старого армейского «барсука» и уезжал с оглушительным треском, оставляя за собой синий выхлоп скверного бензина. Говорили, что и бензин он гонит сам, добывая нефть из заброшенного хранилища, и разводит чудовищных лесных собак…

Всё это вспомнилось Лимону за какой-то миг, а потом он поставил пистолет на предохранитель и сунул его за пояс.

- Пойдёмте, господин Рашку, - сказал Лимон. – Ребята, свои! Только собаку тут оставьте…

- Это не собака, - сказал Рашку. – Не совсем собака. Мой друг Поль с вами?

- Да. Только… Посветите, пожалуйста, под ноги. Он живой, но без сознания…

- Он совсем не похож на меня.

Никогда в его комнате спящей

Неведомое над изголовьем его не склонялось

И не касалось губами

Его горячего лба, - продолжал Рашку, когда они огибали дом и приближались ко входу.

- Что это за стихи? – спросил Лимон. – Верблибен? Я никогда их не слышал.

- Это Поль. Только он говорит, что не писал их, а лишь перевёл. Врёт, наверное… Сюда?

- Сюда. Ребята, мы входим, не пальните случайно…

Он правильно сделал, что предупредил. Потому что, когда полог откинулся и голубоватый свет фонаря проник внутрь, огромный пёс вырвался у господина Рашку – и с каким-то невозможным звуком, похожим скорее на орлиный клёкот, бросился на грудь Полю! А тот, треща и хрустя, как связка хвороста, стремительно сел, обхватил пса за шею и замер…

Глава тринадцатая.