Читаем Любовь и так далее полностью

ЭЛЛИ: Догадайтесь, кого мне сватают Джилиан с Оливером? Во всяком случае, кто был у них в гостях? Мистер весь из себя Загадочный Господин с квартирой, где голые стены, он же мистер Хендерсон. Когда я пришла, этот седовласый господин уже был там. Он стоял в прихожей и быстро шагнул мне навстречу, протянув руку для рукопожатия, как будто мы с ним никогда не встречались раньше. И еще так посмотрел: мол, сохраним наше знакомство в секрете. Ну а мне что? В секрете так в секрете. Но все это было ужасно странно, тем более, когда выяснилось — угадайте, что? — что он их старый друг.

Но для чего тогда эта загадочность? Если ему надо было отреставрировать картину, почему он не обратился прямо к Джилиан?

И все же он оказался достаточно интересной личностью. Говорил о реальных вещах, если вы понимаете, что я имею в виду. Оливер, не переставая, сыпал дурацкими глупыми шутками. Что еще интересного? У меня сложилось стойкое ощущение, что Стюарта что-то гнетет. Постоянно. Ну да ладно.

СТЮАРТ: Я много читаю — больше, чем раньше. Документальную литературу. Исторические сочинения, биографии, научные книги. Мне нравятся книги, в которых все — правда. Иногда я читаю и художественную литературу. Как правило, это романы, о которых много говорят. Но романы совсем не похожи на жизнь. В романах герои женятся, и на этом история заканчивается — но я по опыту знаю, что это не так. В жизни любой конец — это начало другой истории. За исключением тех случаев, когда герой умирает — это уже настоящий конец. Я так думаю, если бы романы следовали правде жизни, они должны были бы завершаться смертью всех героев; но тогда мы бы их не читали, правильно?

Я вот что пытаюсь сказать: когда я увидел — когда мы с вами увидели, — как Оливер с ревом скрывается за поворотом в той французской деревне десять лет назад, вы ведь наверняка подумали, что это конец истории? И я вас не виню — я тоже подумал, что это конец. Вернее, мне очень хотелось, чтобы это был конец Но жизнь никогда тебя не отпускает, правда? Жизнь не закроешь и не отложишь в сторону, как книгу.

ОЛИВЕР: За ужином Стюарт проявил свою стюартность в полной мере. Святой Симеон Столпник наверняка нарастил бы свой столп еще выше, лишь бы спастись от нарколептических миазмов, что курились у ножек стола, словно пар от сухого льда. Мне это напомнило прежние времена, когда — в тщетной попытке раскачать нашего малыша-Сью на практическое воплощение эротических фантазий, — я таскал его с собой на двойные свидания «пара на пару». Он и тогда тоже сидел за столом, проявляя общительность и оживление на уровне хлебной палочки, а потом страшно расстраивался и злился, когда обе прекрасные сеньориты выражали недвусмысленное желание уйти с вашим покорным слугой. Можно даже сказать, одним только своим присутствием наш стеатопигий друг выполнял немаловажную общественно-полезную функцию по облегчению стараний ближнего: если хочешь любви на троих, позови Стюарта на двойное свидание. Хотя тут были свои неудобства. В частности — к концу вечера он сидел весь из себя несчастный (а ведь ему должно было повезти), и мне приходилось всячески его утешать, чесать за ушком и приглаживать перышки, прежде чем он упорхнет на ночной автобус, чтобы вернуться в свою одинокую избу-дрочильню.

Также: Стюарт явно считает, что за последние десять лет он существенно повысил коэффициент своего savoir faire.[75] Но если при встрече в компании ты — единственный незанятый мужчина, то ты хотя бы из вежливости обязан проявить внимание к единственной присутствующей незанятой женщине и занять ее светской беседой, правильно? Например, поинтересоваться: «А кем вы работаете?», или «Вы в какой категории по шкале налоговый ставок: Е или D?», или «А вы вовремя подаете декларацию о доходах?» Однако он просто таращился на мадмуазель Элли, как будто у него запотели контактные линзы. Выждав какое-то время, я все же решил оживить беседу. После чего наш Стюарт впал в другую крайность и пустился в пространные рассуждения о мировой пищевой экономике и о своей лично высокой миссии — продавать людям морковь, натуральную, как гениталии Люцифера, и такую же заскорузлую.

Также: он бросился помогать Джилиан «убираться». Очень трогательная картина: Стюарт загружает посудомоечную машину, — но музыкальное сопровождение в виде гармоничного звона ножей и вилок под напором воды — это не то, что я называю «петь, отрабатывая свой ужин».

Также: в какой-то момент его очень расстроил и даже, похоже, взбесил тот факт, что художественная и нехудожественная литература вполне уживаются на одной книжной полке у тонкого и восприимчивого человека. Он даже выдал возмущенный пассаж насчет того, почему нехудожественную литературу с таким явным пренебрежением определяют уже существующим определением, но только с частицей «не»?! Это все равно, что назвать фрукт неовощем. Или — на тот случай, если мы не поняли с первого раза — все равно, что назвать овощ нефруктом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза