– Ты это сказала из вежливости, но я вижу, что комната на тебя особого впечатления не произвела. Но еще лучше моя спальня, она за соседней дверью, – улыбнувшись, произнес Алек.
– О! – Мэри почувствовала, что ее лицо заливается краской.
Алек провел ее через смежную дверь в свою собственную спальню – типично мужское жилище, в котором стоял стойкий запах «Букета Бленхейма», и было много старых книг. Никто давно не заходил сюда, чтобы навести порядок. Стол у окна был завален газетами и книгами, а у кровати на тумбочке лежала неровная стопка книг.
– Маку со мной непросто – я не позволяю ему прибираться, – пояснил Алек. – Так что ему приходится довольствоваться только уходом за моим гардеробом.
– Ты жил в этой же комнате, когда был ребенком? – поинтересовалась Мэри.
– Да. И я вернулся сюда снова, когда отношения с Эдит стали невыносимыми. Она тоже переехала в другую комнату. Бог свидетель – этот дом настолько велик, что в нем хватит места дюжине несчастливых семейных пар. Тут есть и музыкальные салоны. Гостевая комната, в которой раньше жил мой брат Эван. Теперь он поселился в доме вдовы, расположенном в моем поместье.
Мэри представила, как двое мальчишек бегают по дому, хлопая дверьми, смеясь и все время проказничая.
– А твой второй брат? – спросила она.
– Ник? Мы никогда не разрешали ему приходить сюда из детской, так что он решил показать нам нос и развлекаться там, наверху. Он говорил, что там хороший свет для рисования. Но как только я женился, он уехал отсюда. Я беспокоюсь за него.
– Тебе надо уговорить его вернуться домой. Хотя бы в Лондон, – посоветовала Мэри.
– Думаешь, я не пытался сделать это?
– Ему нужен какой-то стимул. Предоставь это… агентству «Ивенсон эдженси». Тетя Мим придумает что-нибудь, что заставит его вернуться.
Алек рассмеялся:
– И чего это будет мне стоить?
– Ни единого пенни, – заверила его Мэри. – Я сделаю… Точнее, мы сделаем это в знак любезности. В конце концов ты же скоро окажешь мне любезность, не так ли?
– Не так уж скоро, – пробормотал Алек, подхватывая Мэри на руки. Мэри прекрасно видела стоящую рядом кровать и чувствовала нарастающий жар в теле Алека. От него пахло кожей, лошадью и по€том, что должно было бы отталкивать ее, но этого не произошло. Как губы человека могут быть одновременно мягкими и твердыми, дразнящими и уверенными? Мэри забыла о том, что обманула доверие Алека тем, что рылась в его вещах, забыла, что понедельник настанет только завтра. Она хотела его – без этих многочисленных слоев одежды и тайн между ними. Мэри встала на цыпочки, чтобы обвить шею Алека руками, и чувствовала, что ее колени подгибаются от каждого прикосновения его языка.
Она уже была готова соскользнуть на пол, но тут Алек прервал поцелуй и потерся носом о мочку ее уха.
– Я не хочу ждать, Мэри, – сказал Алек, вопросительно глядя ей в лицо. Мэри смыла с себя грязь, но была уверена, что Алек не стал бы возражать, если бы она извалялась в грязи, как Беовульф. Желание испепеляло их обоих, с каждой минутой становясь все более настойчивым. Алек хотел уехать из Рейнберн-Корта, спрятаться – на случай, если Бауэр все еще намерен отплатить ему.
– Но еще… еще день, – сбивчиво проговорила Мэри.
– Тем больше причин сделать это прямо сейчас, – заявил Алек. – Я хочу увидеть, что прячется под этим высоким воротничком и тугим корсетом.
– Не знаю, готова ли я.
Мэри думала об ароматной ванне и волосах, расчесанных сотней взмахов щетки, но Алек ее не понял.
– Разумеется, – кивнул он. – Я полный идиот. Я же обещал дать тебе время на то, чтобы прийти в себя после вчерашнего инцидента.
Мэри приложила палец к губам.
– Дело не в этом, – сказала она. – Я хотела надеть свою лучшую ночную рубашку. Почистить зубы. – Господи, она же утром ела маринованный лук – как он целовал ее?
– Малышка моя… Да ты хороша такая, какая есть! – Подойдя к двери, Алек запер ее на замок. – Сторожка у ворот будет готова еще не скоро, а утром я сделаю еще одну попытку съездить в Питкарран. Давай воспользуемся теми часами, которые у нас есть.
Алек посмотрел на Мэри с такой надеждой во взоре, что она просто не смогла сказать: «Нет».
Глава 27
Алек не знал, почему для него так важно уложить Мэри в кровать, на которой он спал мальчиком. Сентиментальность и такое нетерпение совсем не в его духе. Богу известно, что в юности он нередко представлял себе темными ночами женщину, которая лежит с ним в этой постели, держа в руках его плоть, однако, надеялся Алек, он уже перерос подобные мечтания.
Мэри рассчитывает, что он научит ее искусству любви, – она зависит от его предполагаемых умений и опыта. Она доверяет ему. Алек не привык к подобной неуместной чести. Ему хотелось как-нибудь невнятно рассказать о своих неудачах, а затем задрать ее юбку, как мечтал тот мальчик, каким он был когда-то.
Тонкость, напомнил себе Алек. Обольщение. Она невинна, несмотря на их короткие чувственные встречи в последние дни. Он сомневался, что до прошлой ночи хоть один мужчина видел ее обнаженной, кроме доктора, который помог ей появиться на свет.