Любовь и война. Великая сага. Книга 2

– Скорее, Гомер! – взвизгнула Эштон, когда седая женщина в вонючих обносках прыгнула на ступеньку пролетки. Грязная рука вцепилась в запястье Эштон.

– Вытаскивай ее, вытаскивай! – горланили другие женщины, толпясь вокруг оборванки.

Эштон пыталась вырвать руку. Ничего не получалось. Увидев краем глаза, как Гомер хлестнул кнутом двух мальчишек, державших лошадей, она вдруг наклонилась и укусила грязную руку. Женщина пронзительно закричала и упала со ступеньки.

– Хлеба, хлеба!

Снова зазвенели стекла витрин. Женщины бросились на дверь магазина мистера Францблау, сломали ее, сорвали маркизу с окна и ринулись через витрину, засыпанную мелкими осколками. Прозвучал выстрел. Кто-то вскрикнул.

Гомер еще раз хлестнул одного из мальчишек, потом второго. Наконец пролетка тронулась с места, и тут же в нее сзади вцепились две женщины и повисли на ней. Третья попыталась запрыгнуть внутрь и снова схватить Эштон. На улице поднялся страшный галдеж.

– Ботинки, ботинки!

– Там полиция!

– Джефф хочет что-то сказать!

– Пусть говорит, мы его на ужин сварим!

– Дай сюда, маленькая мисс Богачка! – тяжело дыша, проговорила одна из женщин, протягивая руки к корзинке.

И тут Эштон не выдержала. Откинув крышку корзинки, она схватила бутылку шампанского за горлышко и, размахнувшись, опустила ее на голову женщины. Та взвыла и повалилась назад, покрытая вспененным шампанским и осколками стекла. Острым куском горлышка, оставшимся в руке, Эштон ткнула в тех, кто был ближе к пролетке. Они попятились. Чертовы грязные трусихи, подумала Эштон.

Скривившись от отвращения, она встала на сиденье коленями, перегнулась через спинку пролетки и полоснула горлышком по рукам женщины, которая все еще держала коляску. Хлынула кровь.

– Гомер, черт тебя побери, езжай наконец!

Гомер, ошалело хлеща кнутом лошадей, а заодно и бунтовщиц, развернул пролетку и понесся прямо на другую группу женщин – те в страхе расступились. Когда пролетка поворачивала на Одиннадцатую улицу, Эштон заметила, что многие бросились бежать. Послышались пронзительные свистки, выстрелы. Наконец-то прибыла столичная полиция.

Это неожиданное событие скомкало Эштон все утро. Когда пролетка доехала до Грейс-стрит, было уже четверть двенадцатого, и прошел еще целый час томительного ожидания, прежде чем она наконец почувствовала, что уже можно выходить из дому. Слуги догадывались, что у хозяйки есть любовник, или она так думала, и каждый раз, отправляясь куда-то одна, старалась не подтверждать их подозрений излишней торопливостью или еще каким-нибудь странным поведением. Именно поэтому она задержалась дома, изображая нервный срыв. Любопытно, что, как только Эштон оказалась вне опасности, при воспоминании о стычке с кучкой оборванок она неожиданно испытала сильнейшее возбуждение.

Да и сама война действовала на нее схожим образом, обостряя каждый миг наслаждения – были ли это подсчеты барышей после удачных рейсов «Уотер Уитч» или страстные объятия с Пауэллом. Да и в какое время, кроме военного, она могла бы свести мужа и любовника в общем деловом предприятии? Да, это было подло, но чрезвычайно волнующе.

Наконец, умывшись и приведя себя в порядок, Эштон отправилась к особняку времен королевы Анны на Франклин-стрит. В половине первого она уже зашла в дом, неся в руках корзинку с двумя горшочками фуа-гра.

– Еще была бутылка «Маммс», но мне пришлось ее разбить, чтобы сбежать от толпы, – объяснила она Пауэллу в гостиной.

Он был босиком, в одних домашних брюках.

– Когда ты не явилась вовремя, я решил не открывать дверь, если ты все-таки приедешь, – сообщил Пауэлл. – А потом услышал, как ломовой извозчик кричит что-то о бунте в городе. И я тебя простил.

– О, это было настоящее безумие! Сотни уродливых, жутко грязных женщин…

– Мне интересно будет послушать. – Он взял Эштон за руку. – Но не сейчас.

Часы били два, когда Эштон почувствовала, что погружается в сладкую дремоту. Пауэлл спал рядом на смятой постели. Эштон отвела упавшие на глаза волосы и рассеянно посмотрела на два неожиданных предмета, лежавшие на табурете справа от него: карту Соединенных Штатов и маленький пистолет с замысловатым растительным орнаментом на рукоятке – любимое оружие ее любовника. Она несколько раз видела, с каким упоением он чистил и полировал его.

Через несколько минут Пауэлл проснулся и попросил ее рассказать об утреннем происшествии. Пока она говорила, его рука лениво двигалась между ее ногами.

– Они требовали хлеба, но хватали все, что попадалось под руку.

– Одними грабежами дело не закончится, если наш так называемый правитель не предпримет решительных мер. Положение людей в Ричмонде, как и во всей Конфедерации, просто ужасное. Терпеть такое невозможно.

– У нас достаточно денег, чтобы заменить «Уотер Уитч» и, возможно, купить второй пароход. Нам незачем беспокоиться из-за президента.

– Да, если только нам наплевать на то, что будет с Югом. – Он произнес это негромко, но гнев в его голосе напугал Эштон. – Мне не наплевать. К счастью, есть способ приструнить Дэвиса и сохранить наши принципы.

– О чем ты?