Любовь и война. Великая сага. Книга 2

«Вот бы убраться отсюда и поскорее увидеть Гус, – думал Чарльз. – Что-то во всей этой войне уж очень неправильное…»

– Рад, что ты принял приглашение, Бизон. Что-то я неважно себя чувствую в последнее время. Ревматизм, знаешь ли. Мне просто необходима хорошая компания.

В лице Фица действительно была какая-то нездоровая бледность. Несмотря на безупречный мундир, в нем больше не ощущалось его привычной кипучей энергии; и говорил, и двигался он точно во сне.

Он удивился, что его старый друг не собирается насладиться обществом дам на балу в Калпепере.

– У меня теперь есть своя дама сердца, – ответил Чарльз. – Я бы ее пригласил, но не успел написать ей.

– И что, у вас все серьезно? Хочешь зажить семейной жизнью, когда вся эта заваруха закончится?

– Хорошо бы, генерал. Есть такая мысль.

– Давай забудем на один вечер о генералах и капитанах, – сказал Фиц, жестом приглашая Чарльза сесть на походный стул. – Вспомним наши старые прозвища.

– Хорошо, – улыбнулся Чарльз, чувствуя некоторое облегчение.

На западе огненный шар солнца прилег на низкие холмы. В открытой палатке летал приятный теплый ветерок. Один из офицеров Фица присоединился к ним, чтобы выпить виски, который подавал чернокожий слуга. Полковник Том Россер, красивый молодой техасец, должен был окончить Академию в мае шестьдесят первого, но ушел воевать за Юг. Минут пятнадцать все трое кавалеристов непринужденно болтали. Россер дважды упомянул о каком-то кадете июньского выпуска шестьдесят первого года, который выбрал Союз.

– Лейтенант Джордж Кастер, адъютант Плезантона. Раньше я считал его другом, но, полагаю, больше не могу так сказать.

Помня о дружбе и о Хэмптоне, Чарльз покосился на генерала. Зачем Фиц его пригласил? Просто потому, что нуждался в обществе или по другой причине?

– Я слышал, его называют Шальным Кудряшом, – сказал Фиц.

– Почему? – удивился Чарльз.

– Поймете, когда увидите его, – рассмеялся Россер. – Собственно, вы его в один миг узнаете. Волосы вот до сих пор… – Он похлопал себя по плечу. – На шее огромный алый шарф… в общем, похож на спятившего циркового наездника. Впрочем, – задумчиво добавил он, – в храбрости ему не откажешь…

– В честолюбии тоже, насколько я знаю, – заметил Фиц. – На полуострове его называли Любимчиком Плезантона.

Потом, как принято у кавалеристов, офицеры начали обсуждать сильные и слабые стороны противника. Плезантон получил низкие оценки, зато от ранее никому не известного полковника Грирсона из Иллинойса Фиц и Россер находились под большим впечатлением. В конце апреля, чтобы отвлечь внимание от Гранта, по-прежнему держащего осаду Виксберга, Грирсон повел семнадцать сотен конных в дерзкий поход от Ла-Гранжа, Теннесси, в Батон-Руж, по пути взрывая железнодорожные рельсы и убивая и захватывая в плен солдат Конфедерации.

– Шестьсот миль чуть больше чем за две недели, – проворчал Россер. – Надо было пари заключать.

Чем дольше длился вечер, тем Чарльза все больше охватывало уныние. Он почти не говорил, наблюдая за своим другом Фицем с чувством, близким к зависти. Для человека его возраста Фиц действительно добился многого, и не только благодаря семейным связям. У него была репутация хорошего офицера, и он сильно изменился с вест-пойнтовских времен, когда не признавал никаких правил.

Вскоре Россер встал, надевая фуражку.

– Мне пора, – сказал он. – Рад был познакомиться с вами, капитан Мэйн. Слышал о вас много хорошего. Надеюсь, еще увидимся.

Последние его слова казались неким зашифрованным посланием Фицу. Когда генеральский слуга поставил перед ними оловянные тарелки с говядиной и оладьями, Фиц сказал:

– Ты ведь и сам знаешь, что зря теряешь время у старины Хэмптона. Неделю назад у меня от гангрены умер один полковник. Так что его полк – твой, если захочешь.

– Фиц, – запинаясь, ответил захваченный врасплох Чарльз, – это… очень лестно для меня.

– Оставь, пожалуйста. На этой войне и так проблем хватает, да еще мой ревматизм, будь он неладен, чтобы я мог хоть минуту потратить на лесть. Ты отличный кавалерист и прирожденный командир, а служишь у человека, который совсем не тот, каким должен быть… Ладно, ладно. Не кипятись.

– Но я уже два года у генерала Хэмптона. Попал к нему, когда он только набирал свой легион в Колумбии. Я ему всем обязан и не могу его предать.

– Согласен полностью. И тем не менее…

– Он опытный и храбрый офицер.

– Никто и не сомневается в храбрости Хэмптона! Но этот человек уже… ну, немолод, что ли, и порой проявляет некоторую неуверенность.

– Фиц, прошу тебя, больше ни слова. Ты мой друг, но Хэмптон – лучший из офицеров, с кем мне доводилось служить.

– А как же в таком случае ты оцениваешь генерала Стюарта? – спросил Фиц уже более прохладным тоном.

– Я бы все-таки хотел кое-что уточнить. То, что одни называют неуверенностью, другие считают осторожностью… или мудростью. Хэмптон всегда тщательно готовится к каждой атаке. Ему нужна победа, а не громкие заголовки в газетах об огромных потерях.

Фиц надкусил кусок оладьи, насаженный на вилку.