Любовь и война. Великая сага. Книга 2

Только его страсть к судостроительному делу помогла ему не бросить это занятие. Он уже давно считал, что позиция южан, которые упорно не желают замечать бурного развития промышленности во всем мире и по-прежнему цепляются за свою аграрную систему, основанную на рабском труде, ошибочна и недальновидна. И в то же время он понимал, что на самом деле проблема гораздо глубже и не может быть сведена к такому простому определению. Но даже несмотря на эту оговорку, он продолжал утверждать, что кучка людей, считающих себя элитой благодаря своему богатству и политической власти, толкают Юг в пропасть, отказываясь решать проблему рабства путем компромиссов и призывая к отделению от Союза. Речистые борцы за отмену рабства с Севера тоже подливали масла в огонь. Тридцать лет они постоянно оскорбляли южан – пусть даже и не без оснований, – результатом чего явилось противостояние двух лагерей, и достойные люди, такие как брат Орри и его старый боевой товарищ Джордж Хазард, просто не знали, что с этим делать. Сам Купер считал, что люди доброй воли с обеих сторон, к коим он причислял и себя, не обладали достаточной властью, но и не проявляли должной инициативы. Поэтому и началась война.

И вот тогда, в те трагические для всей нации дни, Купер вдруг ощутил, что с ним произошла удивительная перемена. Как ни противна была ему и сама война, и те, кто ее развязал, он понял, что любит свою родную Южную Каролину гораздо больше, чем предполагал. Поэтому он передал свою судоходную компанию новому конфедеративному правительству и сообщил семье, что они все вместе уезжают в Англию, где он будет служить в военно-морском департаменте.

Позиция Британии по отношению к Конфедерации была сложной, если не сказать тупиковой. Почти такой же тупиковой, думал Купер, как внешняя политика правительства Дэвиса. Юг нуждался в военных и потребительских товарах из-за границы. Юг мог бы все это купить на свой хлопок, но мистер Дэвис решил его попридержать, потому что текстильные фабрики Европы и Британии уже остро страдали от нехватки хлопка-сырца. Поэтому Дэвис рассчитывал усилить дипломатическое давление и заставить признать Конфедерацию. Но пока он достиг немногого. Когда Купер Мэйн пересекал океан, Британия лишь признала, что Конфедеративные Штаты находятся в состоянии войны с Севером.

Полное признание Конфедерации как самостоятельного государства зависело от искусства троих посланников, отправленных в Европу государственным секретарем Тумбсом, но Купер сомневался, что они чего-то добьются. Рост и Мэнн были довольно заурядными личностями, третий же посланник, Янси, принадлежал к «пожирателям огня»[4] и отличался столь экстремистскими взглядами, что конфедеративное правительство решило просто избавиться от него. Его назначение в Британию можно было считать своего рода ссылкой. Так что этот неотесанный мужлан едва ли сможет договориться с британским министром иностранных дел лордом Расселом.

При этом посол Вашингтона, потомок президентов мистер Чарльз Фрэнсис Адамс, имел репутацию проницательного, тонкого и агрессивного дипломата. Он продолжал давить на правительство ее величества, мешая признать Конфедерацию. И Купера предупредили, что этот Адамс и его советники раскинули огромную шпионскую сеть, чтобы пресечь любую незаконную деятельность вроде той, что вела Купера в Ливерпуль.

– Лайм-стрит, станция Лайм-стрит![5]

Проводник прошел по коридору к следующему купе. Над каменным ограждением, вдоль которого с пыхтением проходил поезд, Купер увидел дымовые трубы на островерхих крышах домов, покрытых грязью и все же вызывающих уверенность своим солидным видом. Купер любил Британию и британцев. Народ, породивший Шекспира и Брюнеля, а также Дрейка и Нельсона, заслуживал бессмертия. Возможно, его работа в Ливерпуле и таила в себе опасности, но он почувствовал радостное волнение, когда поезд дернулся и остановился на крытой станции.

– Юдифь, дети, за мной!

Выйдя из купе первым, Купер помахал носильщику. Когда весь их багаж был выгружен, к ним подошел какой-то мужчина аристократического вида, с трудом пробравшись через толпу других пассажиров, носильщиков и зевак. На нем был дорогой костюм, а на щеках и над верхней губой росло больше волос, чем на круглой голове.

– Мистер Мэйн? – тихо спросил он Купера, хотя свист пара и громкие голоса вокруг надежно защищали их от посторонних ушей.

– Капитан Буллок?

Уроженец Джорджии и секретный агент правительства Конфедерации Джеймс Данвуди Буллок коснулся полей своей шляпы:

– Миссис Мэйн… дети… сердечно приветствую вас в Ливерпуле. Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным?

– Дети любовались видами из окна, с тех пор как взошло солнце, – с улыбкой ответила Юдифь.

– А я почти не отрывался от чертежей, которые вы прислали мне в Айлингтон, – добавил Купер.

Чертежи доставил человек, который делал вид, что развозит образцы обоев.

– Прекрасно. Ну что ж, поехали? Я нанял кеб, он мигом доставит нас в пансион миссис Донли на Оксфорд-стрит. Пока это временное жилье. Я знаю, вы хотите найти что-нибудь более просторное и удобное.