Любовь и всё, что её не касается

Я обернулась, чтобы посмотреть на Игоря, но встретилась с насмешливым взглядом Вовы.

Через двадцать минут Карина закончила занятие и вышла из зала.

– Привет. – Ко мне подошёл Вова. – Так много всего происходит; смерть, экзамены, театр. Мы мало общаемся.

– Привет, – улыбнулась я, – да, времени очень мало… Как ты себя чувствуешь после смерти друга?

– Я любил этого паршивца, несмотря на всё, что он творил. Без него пусто, знаешь? Не знаешь… – Улыбнулся он. – Федя был хорошим, но ведомым. Лично он к тебе неприязни не испытывал, говорил, что у тебя крутой музыкальный вкус.

– Класс, – сказала я, закатив глаза, – очевидно, я должна изменить своё отношение к нему? Куплю гвоздику, отнесу ему на могилу.

– Я не к этому, Маря!

– Просто не говори мне о том, что он относился ко мне без неприязни!

Схватив свою сумку, я вышла из зала.

– Постой! – Догнал меня он. – Я хотел узнать, ты говорила со следователем?

– Да, – пожала я плечами, – я не знаю, почему они хотели поговорить со мной. Может, они подумали, что это я от накопившейся обиды его убила?

– Убила? – Приподняв бровь, спросил он.

– Они думают, что это убийство.

– Они так думают? – Вова провёл по затылку, взъерошив волосы. – Маря, я напишу тебе позже, хорошо? Забыл, что Игорь ждёт.

Я посмотрела, как он быстро сбегает по ступенькам, а в голове проносилась только одна мысль: «А вдруг я не хочу знать правду?»

15

Проснувшись сегодня утром от шума на кухне, я уже внутренне ощутила, какой тяжёлый день предстоит. Потягиваясь, я вышла из комнаты и пошла в ванну.

Мои волосы выглядели так, будто безумная сорока торопилась свить гнездо. Зрительно оценив масштаб этой трагедии, в мою голову пришли два варианта – сбрить на лысо это безобразие или завязать на макушке хвост и преподнести всем это, как модную укладку. Я потянулась за резинкой.

Окинув своё отражение в зеркале придирчивым взглядом, я вышла из ванной.

Мама приготовила мою любимую яичницу с сухариками.

– Спасибо, мама.

Она сидела на стуле закинув нога на ногу и пила кофе.

– Сегодня мы едем в больницу, – сказала мама, – Пётр нас уже ждёт.

– А зачем? – Удивлённо спросила я.

– Он проверит твоё состояние, а потом ты сдашь анализы, Маря.

– Мам, ты же не думаешь, что я…

– Нет, – не дав мне закончить свой вопрос, ответила она, – но это требование следователя и мы его выполним. Нам ведь нечего бояться.

Мама так нежно мне улыбалась, что я немного расслабилась. Волнение в её глазах я не заметила.

Закончив с завтраком, мы оделись и поехали в больницу.

Дорога была свободная, и доехали мы быстро. У регистратуры нас уже ждал Пётр.

– Привет, Марьяна! – Бодрым голосом поприветствовал он. – Жду тебя в кабинете.

Отдав одежду в гардероб, я пошла в уже знакомый кабинет, где меня ждал врач.

– Здравствуйте.

Я села в мягкое кресло с кожаными ручками и ждала, когда Пётр закончит что-то писать.

– Марьяна, ты говорила, что больше не принимаешь препараты для похудения, не вызываешь рвоту. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. – Пожала я плечами.

– Тебе комфортно?

– Да, вполне.

Врач встал и подошёл к двери. Я услышала щелчок замка, после чего он снова вернулся на своё место.

– Марьяна, я хочу, чтобы ты рассказала мне правду. – Сказал он, склонив голову на бок. – Ты можешь не беспокоиться, что кто-то войдёт. Хочешь плакать – плачь. Ругаться – ругайся. Но говори правду! Всё тобой сказанное, останется здесь.

– Мне не комфортно, – я закусила нижнюю губу, – смотреть на себя в зеркало, носить джинсы, майки… Я вижу, что у меня появились щёки после того, как перестала вызывать рвоту. Болезненная худоба нравилась мне. Это выглядело так чертовски эстетично! Свои ограничения в еде и рвоту я считала очередным испытанием, которое нужно пройти. Мне нравилось чувство лёгкости в желудке, я гордилась, что продержалась ещё один день в таком режиме.

– Что ты чувствовала?

– Блаженство и лёгкое головокружение!

– Что ты хотела бы иметь в итоге после того, как добилась бы заветной цифры на весах? – Спросил Пётр, нахмурив брови.

– Носить лёгкое кружевное платье, которое бы облегало тоненькую талию и оголяло ключицы.

– Что ты ещё чувствовала, Марьяна? – Тихим голосом, спросил он.

– Осознание того, что я слишком слабая для всего этого! У меня нет силы воли и терпения.

Мне было стыдно перед мамой за такие глупые поступки. Это не стоит её переживаний, но желание быть совершенной…

– Это желание сильнее, да?

– Нет, если я сижу здесь… – Я поняла, что плачу, нервно улыбнувшись, вытерла слёзы рукавом.

– Ты сказала, что тебе нравилась эстетичность худобы, это навязанное кем-то или твоё собственное мнение?

– Всем нравятся хорошенькие худенькие девочки.