Любовь и жизнь кулинара Вали Сорокиной (СИ)

   Когда скудный на краски сентябрьский день только занимался над горизонтом, никто не знал, что он принесет столько несчастий и переживаний жителям маленького заполярного поселка Кюсентей. Чуть меньше года назад здесь была начата проходка первой и пока единственной на участке шахты, а сегодня смене горняков Анатолия Прохорова предстояло выдать на-гора золотоносные пески уже из лавы. И хотя период подготовительных работ еще далеко не закончился, это означало, что в биографии шахты начинался совершенно новый важный этап - эксплуатационный.

   С планерки горняки тем не менее выходили невеселые. От приподнятого, радостно-возбужденного настроения, с которым отправлялись на смену, не осталось и следа. И только всегда неунывающий скреперист Федор Зубков вопрошающе позубоскалил:

  --Ну что, носы повесили, мужички-золотодобытчики?

  Но никто не откликнулся на его слова. К шахте шли молча. Каждый по-своему переживал услышанное.

   Анатолий шагал чуть в стороне от всех. Ему особенно было тяжело. Вечером накануне по рации с прииска передали, что с вездеходом, который вез для участка новые пневматические бурильные молотки, транспортерную ленту, тросы для скреперов и другое нужное для работы под землей оборудование, выехала и его Валя. Она напросилась в поездку на Омолой с отчетом, а обратно взялась сопровождать продукты для столовой. Весь вечер Анатолий то и дело выходил из балка, вглядывался и вслушивался в густую темень - не промелькнет ли где свет фар вездехода, не прорежет ли даль тундры рокот мотора. Но каждый раз возвращался в балок ни с чем. Ожидание с каждым часом становилось все тягостнее. К вечеру к тому же запуржило, а к полуночи и вовсе выпал обильный снег. Окончательно стало ясно, что с вездеходом и его пассажирами что-то случилось.

   Начальник участка Михаил Иванович Фалдин тоже не спал, когда Анатолий постучался к нему часа в два ночи.

  --Может, навстречу пойти? - предложил Прохоров, безуспешно пытаясь приглушить тревогу, которая захватила его всего. - Механика взять, если с вездеходом что, помог бы...

  --Иди отдыхай, Толя. Тебе утром на смену. Да и куда ты пойдешь - тундра-то большая? А темень-то какая, сам видишь. Если что с мотором у них - в двух шагах в такой снежной круговерти пройдешь и ничего не увидишь. Думаешь, они кричать будут? Утра они, Толя, ждать будут. Вот и мы подождем его. Авось к утру приедут.

   Но к утру вездеход так и не появился. Надежда горняков, что отработку первой лавы они начнут новыми пневматическими перфораторами, не оправдалась. А тут еще примешалось беспокойство за людей. С Валей так надолго Прохорову еще не приходилось расставаться ни разу с тех пор, как эта невысокая, хрупкая пэтэушница, волей случая заброшенная на самый отдаленный участок прииска, прочно завладела его сердцем. Каждый раз вспоминая, как он увидел первый раз Валю, Анатолий не мог сдержать улыбки. А было это так.

   * * *

   Подготовительные работы по нарезке шахты разворачивались необычайно быстрыми темпами, настолько быстрыми, что другие службы не поспевали за горняками, и вскоре электроэнергии примитивной "дэски", как ласково назвали горняки с чьей-то легкой руки участковую дизельную электростанцию, стало не хватать. Не помогало и то, что для работы разных электромеханизмов и приборов был разработан жесткий график. И тогда для изучения дел на месте на Кюсентей вылетели директор и главный энергетик комбината "Куларзолото". Предполагалось, что с Кюсентея они вылетят прямо в контору комбината, чтобы там срочно решить, что делать.

   У будущего кулинара Вали Сорокиной к этому времени закончилась практика, и она уже с неделю ждала оказии, чтобы уехать в Усть-Куйгу, а оттуда улететь в Якутск. На учебу уже опаздывала на несколько дней. Сначала сильно запуржило, затем никак не могли расчистить от заносов зимник. Вертолеты же прилетали крайне редко, в основном, когда на предприятии случалось какое-либо "ЧП" или жаловало высокое начальство.

   Узнав от диспетчера прииска "Омолой", что никакого транспорта в этот день нет и не предвидится, девушка каждый раз не могла удержаться от слез. Нет, она не плакала в полном смысле этого слова, она смотрела на вертлявого, вечно улыбающегося диспетчера Гену Сагдеева большими выразительными глазами, и по ее щекам сами собой катились частые крупные капли слез.

   Под этим взглядом Гене становилось не по себе, он переставал улыбаться, съеживался. В нем никак нельзя было узнать самоуверенного весельчака и балагура, каким он был еще несколько минут назад. И когда пробовал успокоить Валю, то слова получались тяжеловесные, неуклюжие.

  --Ну, в общем-то у нас бывает и похуже. Сама знаешь - Cевер: сегодня пурга, завтра мороз шестьдесят градусов. Не на трассе же ты застряла... И тепло, и светло, и мухи не кусают.

   В другой раз он бы не простил себе такой банальщины, но сейчас ничего путного в голову не приходило. Неизвестно почему он чувствовал себя виноватым перед этой хрупкой девушкой. Как мог успокаивал ее: