Любовь и жизнь леди Гамильтон

Сколько она себя помнила, он всегда был около нее. Когда она пасла овец мистера Блосса, он был подпаском на соседней ферме. Когда она училась в школе миссис Баркер, он нанялся конюхом на почту напротив. Ну, а с тех пор как она стала нянчить внуков миссис Томас в городке у залива Ди, он начал работать с одним из рыбаков, ловивших рыбу у ближних рифов.

Она нередко видела его, взбираясь с детьми на холм. Он стоял вдалеке и украдкой кивал ей. Она запретила ему приближаться к ней, боясь людских пересудов.

В городе их, однако, никто не мог увидеть, здесь он имел возможность поговорить с нею. И каждый раз у него был для нее какой-нибудь подарок; изящное маленькое украшение, шелковая ленточка, несколько пестрых перьев. При этом он всегда, несмотря на их родство, обращался к ней уважительно-официально; особенно с тех пор, как она побывала в школе миссис Баркер.

Он помог Эмме сойти с повозки и пошел с ней рядом к рыночной площади. На нем был его лучший костюм. Пестрая матросская шапка лихо сидела на его темных вьющихся волосах, а расстегнутая белоснежная рубашка открывала загорелую сильную и широкую грудь. В свои восемнадцать лет это был красивый коренастый парень, который мог бы, пожалуй, помериться силами с любым противником.

— Я освободился на сегодняшний день, мисс Эмма, — сказал он со своей плутоватой улыбкой. — Славный мне выпал денек.

Она дружески посмотрела на него.

— Что же сегодня случилось. Том? Твой день рождения?

— Ну, в моем дне рождения не было бы ничего особенного. Гораздо лучше, мисс Эмма, намного-намного лучше.

Он позвенел монетами в кармане широкой куртки.

— Хочешь пойти на танцы? Сегодня вечером, к майскому дереву?

Он покачал головой.

— Это я сделал бы лишь в том случае, если бы со мной пошла одна девушка — единственная, с которой мне приятно танцевать. Нет, мисс Эмма, я накопил денег для чего-то совершенно замечательного, просто великолепного.

Его светлые голубые глаза смеялись. Он медленно и торжественно вынул руку из кармана и протянул Эмме раскрытую ладонь. На ней лежало довольно много денег, золото и серебро вперемешку.

Эмма смотрела на него с удивлением.

— Так много? Как тебе это удалось, Том? Ведь рыбной ловлей столько не накопить.

Ее дружеское обращение делало его счастливым. Он засмеялся.

— Это правда, золото в сети не попадается. И все-таки деньги заработаны честно. Правда, мне нельзя говорить об этом, но ведь вы никому не расскажете. — Он таинственно наклонился к ней. — Богатым купцам в Честере и Ливерпуле нравится, когда минхеры из Голландии и месье из Франции приводят свои бриги, полные всяких дорогих мелочей, не опечатанных свинцовым портретом короля Георга[3].

— Контрабанда? — испуганно воскликнула она. — Боже мой, Том, ведь ты не стал контрабандистом?

Он самодовольно кивнул.

— Не пугайтесь, мисс Эмма. Это не так опасно. Немного внимательнее понаблюдать за таможенными катерами короля Георга, выбрать ночь потемнее да ветер посильней — для парня с хорошими глазами и крепкими руками здесь и говорить не о чем. А за это неплохой куш, еще и удовольствие. Потому что это не овец вам пасти или лошадей чистить, тут ведь дело!

Он сдвинул шляпу на затылок и расправил плечи. С блестящими глазами, твердо стоящий на земле, он выглядел олицетворением силы.

Эмма почувствовала зависть.

— Да, ты живешь полной жизнью, — сказала она глухо, с затуманившимся лицом. — А я…

Она сердито замолчала и пошла дальше.

— А знаете ли вы, мисс Эмма, почему я называю сегодняшний день счастливым? — спросил Том, шагая с нею рядом. — Потому что теперь я скопил столько, что могу говорить с вами о миссис Баркер.

Она обернулась к нему, внезапно побледнев.

— Не называй этого имени! Ты же знаешь, что я не хочу его больше слышать!

Они подошли к углу, от которого улица поворачивала к рыночной площади. Обнесенный каменной стеной, посреди маленького парка стоял весьма внушительный дом. Рядом с дверным молотком висела железная вывеска: «Миссис Аделаида Баркер, учебное заведение для благородных девиц».

Эмма мрачно смотрела на дом.

— Я никогда не забуду того, что там со мной творили. Только я вошла туда, сразу поняла, как презирают меня дочери баронов и лордов. Им казалось позорным дышать одним воздухом с дочкой служанки. Но если они были высокомерны, то я была горда. Училась день и ночь. Я решила стать выше них. И я увидела, что мне это удалось. Они не разговаривали со мной, но глаза выдавали их зависть. Я радовалась: ведь к тому-то я и стремилась. Но потом, когда меня выставили в эту дверь, а они смеялись мне вслед…

Она умолкла. Она скрипела зубами, сжав кулаки. Страшный гнев Эммы напугал Тома.

— Почему это до сих пор так вас волнует? — сказал он мягко, стараясь успокоить ее. — Не могу я этого понять. Если кто-то не хочет иметь со мной дела, я ухожу и ищу себе другое место.

С горьким смехом она пожала плечами.

— Ну, это ты!

Он покорно кивнул.