Любовь и злодейство гениев

К сожалению, в этом-то и состоит главная проблема. Да, А. С. Пушкин — это гений. «Пушкин есть явление чрезвычайное», как говорил о нем Н. В. Гоголь. Но он гениальный поэт, а это совершенно не значит, что он был гениальным историком. Хорошо, когда каждый занимается своим делом: поэты пишут поэмы, а историки — исторические произведения. Если плохой историк написал плохо — это полбеды. А вот если плохой историк написал гениально — это уже беда. Почему? Да потому, что миллионы читателей не являются историками и не могут самостоятельно отличить историческую правду, которая обязана быть главной целью пишущего о реально существовавших персонах и событиях, от художественного вымысла гения, озабоченного исключительно проблемой «зависти, способной довести охваченного ею человека до страшного преступления».

Если историк основывается в своих рассуждениях на субъективных источниках (например, мемуарах), то он должен сопоставлять мнения различных людей, и чем их больше, тем объективнее будет картина. Поэту же это делать совершенно необязательно. У него есть цель, и он имеет право идти к ней так, как ему хочется. Но при одном условии… Если он не затрагивает реально живших на этом свете людей.

Возьмем в качестве примера Л. Н. Толстого. Тоже ведь не самый последний из писателей! Но когда он пишет, например, о войне 1812 года, он специально вводит в повествование вымышленные персонажи, чтобы иметь возможность для художественного вымысла. В данном же случае А. С. Пушкин почему-то не сделал этого. В основу своего сюжета он положил слухи о том, что Сальери из зависти отравил гениального Моцарта. Для рассуждений на эту тему ему были нужны масштабные личности, и он «назначил» злодеем ни в чем не повинного Сальери.

Опровержений слухам об отравлении было множество в тогдашней печати — и в немецкой, и во французской, и в английской. Читал ли их А. С. Пушкин? Да какая разница! Совершенно неважно — читал или не читал. Ему просто понравился сюжет.

Допустим, художник создает собственный мир. Но имеет ли он при этом право вольно обращаться с историческими фактами? Французский биограф Моцарта, Кастиль-Блаз (кстати сказать, современник Пушкина) рассказывает такой эпизод. К нему обратился известный писатель Альфред де Виньи с вопросом: сможет ли он доказать, что Сальери отравил Моцарта. Получив отрицательный ответ, граф де Виньи прокомментировал это так:

— А жаль, был бы интересный сюжет.

И драму не написал. А вот Александр Сергеевич взял и написал.

Марио Корти, ссылаясь на литературоведа С. А. Фомичева, утверждает:

«Его интересовала не истина, а интересный поворот событий!»

Он же пишет:

«Иногда человек способен закрывать на все глаза ради красивой теории, красного словца или сюжета».

«Очевидным недостатком мифа о том, что Сальери отравил Моцарта, было явное отсутствие мотивов у Сальери. Собственно говоря, с какой стати, с какой целью Сальери совершил бы такое страшное злодеяние? Никаких видимых оснований при жизни Моцарта для зависти со стороны Сальери не было. Композиторы не были соперниками в области инструментальной музыки (Сальери почти не сочинял таковой), что же касается оперы, то Моцарт отнюдь не рассматривался современниками как оперный композитор номер один».

(Цит. по: Б. Кушнер, статья «В защиту Антонио Сальери», оригинал статьи находится по адресу www.vestnik.com/issues/1999/0706/koi/kushner.htm и далее по ссылкам)

А. С. Пушкин считал факт отравления Моцарта Сальери психологически вполне вероятным. В заметке о Сальери, датированной 1833 годом, он написал:

«В первое представление „Дон-Жуана“, в то время, когда весь театр, полный изумленных знатоков, безмолвно упивался гармонией Моцарта, раздался свист — все обратились с негодованием, и знаменитый Сальери вышел из залы — в бешенстве, снедаемый завистью […] Некоторые немецкие журналы говорили, что на одре смерти признался он будто бы в ужасном преступлении — в отравлении великого Моцарта. Завистник, который мог освистать „Дон-Жуана“, мог отравить его творца».

Великий поэт рисует нам зависть как страсть, охватившую человека, который привык к всеобщему уважению и сам считает себя благородным.