В ее небольшой квартире была удивительная чистота, в гостиной уже был накрыт стол, на диване сидели несколько незнакомых мне пар, из включенного магнитофона негромко звучали «Дикие лебеди» Софии Ротару.
Тамара познакомила меня с гостями, сама поспешила открывать дверь еще кому-то. Я села в кресло, продолжая пустой разговор с новыми знакомыми. Из коридора послышались приветственные возгласы, смех. Сняв верхнюю одежду и обувь, новые гости тоже зашли к нам улыбаясь и кивая головами.
Улучив минуту, я поспешила к Тамаре на кухню.
— Тамар, а где Гена со Светочкой? — я стала помогать ей нарезать хлеб.
— Ой, говорить о нем не хочу! — отмахнулась Тамара. — Скотина неблагодарная! Он уже вчера вечером пришел пьяный, сволочь, устраивал тут… Светочку я к родителям отвела, чтобы она не слышала этот мат, ну… Ой, Нель, я не могу, не могу уже! — Тамара тяжело опустилась на табуретку. — Ни совести, ничего у человека нет! Ведь все одна я доставала, готовила, крутилась — ради чего? Ради чего? Чтобы сегодня утром услышать: «Я тебя не просил об этом»? это только потому, что я ему опохмелиться не дала, если бы ты знала, какие тут бляки из-за этого летели, о-о, двери с петель слетали!
— Ой, дурак… Ой, дурак… — качала я головой, сочувствуя подруге.
— Где он сейчас шляется — я не знаю. Его же коллег пригласили — что мне им говорить? Эх, Неля, Неля, — устало произнесла она, — я тебе порой так завидую! Пришла, сама себе хозяйка, что еще надо? А здесь мат-перемат, эта рьяная рожа, если бы ты только знала, что это значит быть женой алкоголика…
— Тамар, каждому свое, — тяжело вздохнула я, зная, что мне завидовать не стоит.
Грязная посуда, громыхая, подскакивала на столе, отодвинутом дабы освободить место танцующим вглубь комнаты. Абсолютно все, кто ранее сидел за этим столом, теперь танцевали, визжа и подпрыгивая.
За два часа до этого Гена пришел хмурый и протрезвевший, все сели за стол, начали есть, выпивать, травить анекдоты… Это была не моя компания, но после второй рюмки я почувствовала себя чертовски здорово! Тамара тоже вдруг налегла на спиртное и вскоре раскраснелась, стала громко и наигранно-возмущенно заставлять выпивать других женщин, которые после каждого тоста не допивали свои рюмки до конца. Почти все мужчины говорили уже заплетающимися языками, бросая на окружающих недоуменные взгляды. Я заметила, что на меня поглядывает один мужчина, пьяный до будоражащей привлекательности и совершенно в моем вкусе.
Тамара поставила кассету с энергичным «Робинзоном», все шумно оттащили стол к стене, выключили свет, и Тамара включила светильник, в котором над лампочкой крутился разноцветный колпак, бросая яркие отблески на стены. Мы, будучи в тесноте, полумраке и жаре, стали вертеться друг перед другом, совершенно обезумев от завораживающего веселья, в котором так нуждались. Некоторые женщины сразу отказались танцевать и сели на диван, но мы с Тамарой, поднимая этих полупьяных кокеток за руки, стали выводить их в круг танцующих.
— Роби-Роби-Робинзон! — хором и невпопад подпевали мы Пугачевой, пытаясь на ходу сымпровизировать групповой танец. Крупная девушка в золотистом платье вскочила на табуретку, с извиняющимся визгом пролив при этом бокал шампанского на палас, и начала ритмично двигать бедрами. Все мы схватились за руки и стали, пьяно спотыкаясь, кружить вокруг нее то в одну, то в другую сторону. Наконец мы остановились, но лишь для того, чтобы всем вместе буквально проорать по слогам: «В этом сезоне поем о Робинзоне!», — после чего мы дружно ударили пятками в пол и снова начали сумбурно кружить вокруг Золотистой.
Неожиданно какой-то худенький мужичок, расплывающийся в улыбке настолько, что его глаза превратились в узкие щелки, запрыгнул на стул к Золотистой, которая начала визжать и смеяться. Мужичок и Золотистая соединили вытянутые руки в стороне и в танце стали топтаться на табуретке. Мы остановились вокруг них, хлопая в ладоши в такт музыке и попеременно выставляя ноги вперед.
Эта песня кончилась и началась новая, но я, вспотевшая и еле переводившая дыхание, плюхнулась на диван. Рядом вдруг подсел тот мужчина, который мне понравился. Он тоже был взмокший от танца, и его бежевая рубашка липла к телу. Опустившись рядом со мной, он положил свою правую руку на спинку дивана, словно готовясь обнять меня. Честно признаться, я бы не возражала против этого. Танец, жара, зажигательное веселье и спиртное разбудили во мне первобытную сущность, запрятанную в каждом человеке и проявляющуюся в способности действовать импульсивно, необдуманно, свободно. Благодаря этому ощущению я вдруг почувствовала себя совершенно счастливой: я могу делать все, что хочу, могу заарканить любого мужчину, и жизнь, оказывается, очень проста!