Любовь, или Мой дом

Факт второй: однажды папа рассказал мне на сон грядущий историю о птице, чем сильно меня напугал. По словам папы, когда часы в гостиной бьют полночь, прилетает огромная черная птица, садится на форточку в нашей комнате и смотрит, есть ли тут ребенок и спит ли он. Если ребенок спит, птица, тихо махая большими черными крыльями (тут папа показал, как птица это делает), улетает прочь. А если ребенок не спит, то птица берет его из кроватки и уносит с собой. Рассказав эту историю и поправив мне одеяло, папа со спокойной душой отправился смотреть телевизор, а я не мог уснуть до полуночи ни в тот раз, ни много ночей потом. Под одеялом, почти не смея дышать, я ждал прилета черной птицы. Наконец за закрытыми дверями били часы. Выждав для верности еще какое-то время, я откидывал одеяло и засыпал.

Днем, если я не был в школе и не гулял, в комнате происходили сражения солдатиков. Или я заводил пластинку с «Маленьким принцем» Сент-Экзюпери. Или забирался в стенной шкаф, чтобы не мозолить глаза и не нарваться на приказание делать уроки. Шкаф до сих пор цел. Он представляет собой просто деревянные двери, закрывающие метровое углубление в стене. Всего створок четыре. Основная часть шкафа отдана маминым платьям, тут же на полу стоит продолговатая тумба для постельного белья. Еще внутри висят дедушкин парадный мундир и папин костюм в клетку, в котором я отца совершенно отчетливо помню. В моем детстве вместо тумбы стоял хлипкий сундук, на котором я устраивал себе лежбище. Дверь закрывалась, костюмы и платья сдвигались в сторону, и в темноте включался диапроектор, высвечивавший лучом на закрашенной белым стене цветную картинку. Диафильмов было довольно много, но чаще всего я прокручивал пестрый «Затерянный мир» Конан Дойла. Пару раз я даже ночевал в шкафу, воображая себя в Затерянном мире, и тогда свисающие сверху мамины платья казались мне джунглями.

Помню, я мечтал здесь поселиться, но только в верхней секции шкафа, где и сейчас, как тогда, хранится искусственная елка и украшения к ней. Там же лежит и старая елочная гирлянда, моя ровесница, лампочки которой до сих пор не перегорели, но, веря в некоторые личные приметы, я включаю ее только раз в году, на одну минуту, просто чтобы проверить. Когда я ставлю стремянку, чтобы достать елку и все остальное, что нужно к Новому году, первой наверх взбирается кошка.

Так повторяется ежегодно, хотя кошки меняются. Сначала у нас была Мотя, Матильда, привезенная из подвальной лаборатории тети Тани. Разумеется, над ней не ставили никаких опытов – окотилась тамошняя кошка, и одного котенка, с загноившимися глазками, зверюга упорно подкидывала людям. Когда я узнал, что мама решила взять котенка себе, то напросился поехать вместе с ней в Вадковский переулок. Там я сразу побежал смотреть котенка и чуть не затоптал его случайно насмерть – хорошо, что он вовремя сжался под ступенькой лестницы. Дома мама взялась за него всерьез: кормила из соски, по нескольку раз в день из пипетки промывала марганцовкой глаза. И Матильда, как назвал ее я в честь английского танка времен Второй мировой войны (фотографию стальной громадины я примерно тогда же увидел в журнале «Наука и жизнь») постепенно выздоровела и выросла. Это было весной, а летом на три месяца я впервые поехал в пионерский лагерь. Когда вернулся, Мотя уже стала совсем большой бело-серой кошкой. В день моего возвращения, играя, она так царапнула мне по безымянному пальцу, на котором теперь я ношу перстень с камеей, что шрам виден и по сей день. А через год Мотя вдруг пропала, исчезла из квартиры. Это случилось в день смерти бабушки. Мама находилась в таком состоянии, что пойти разыскивать кошку, конечно, не могла. Спустя недели две ее нашел Кузя. Мама выгуливала его за домом, как вдруг Кузя стал рваться с поводка и тянуть маму к нише подвала. Там, внизу, сидела и кричала Мотя, страшно исхудавшая. Мама немедленно спрыгнула в нишу и вытащила кошку. Почему та, никогда не бывавшая на улице, вдруг убежала? Мы это связали со смертью бабушки. Я и сейчас думаю, что Мотя почувствовала близость бабушкиного ухода.

Тяжело мне вспоминать моих кошек. Каждый раз я с таким трудом переносил их смерть, что после Муси, прожившей шестнадцать лет, не хотел больше никого заводить. Но потом появилась Ксюша, похожая, как говорит мама, не на кошку, а на хорька, и теперь уже она взбегает вверх по стремянке в открытый шкаф или, обходясь собственными силами, карабкается туда по ковру. Ксюша чрезвычайно яркая и умная личность, но все-таки Мотю, о существовании которой Ксюша и не подозревает, она не затмит в моей памяти никогда. Мотя умерла в этой комнате, через несколько дней после оказавшейся не нужной операции. Родители вынесли ее в коробке, ночью, завернув в любимый Мотей шарф, и похоронили в овраге у железной дороги. Я в это время сходил с ума дома у тети Тани.