— Это не правильно! Знаю, что ты мне сейчас ответишь, но так не должно быть!
— Мальчишка, — Граф снисходительно смотрел на сына. — Вспыльчивый мальчишка. Успокойся, постарайся унять бурлящую из-за переходного возраста кровь. Это не просто, но рассуди здраво. Меня все считают властным, грозным графом, который никогда никого не жалел. Моя репутация станет отличной защитой для тебя. Как ты думаешь, что для меня дороже: защитить секрет сына или рассказать о себе правду, которой всё равно никто не поверит?
— Строгий граф отправил непутёвого сына в военную школу, — Памир кивнул. — После этого никто никогда не заподозрит во мне больше, чем я покажу.
— Я уверен, ты справишься, — в голосе Дзилайи звучала гордость. — У тебя хватит сил врать всем в глаза обо мне и навсегда запереть правду в твоём сердце. Потому что…
— …От слов правда не изменится, — Памир поцеловал руку отца.
— Даже в юном возрасте ты всё время восхищаешь меня, — продолжал граф. — Единственное, о чём я жалею, что не увижу тебя, когда ты станешь настоящим мужчиной.
— Увидишь, — уверенно прошептал юноша. — Не так, как увидел бы сейчас, но обязательно увидишь.
— А-а… — ещё шире улыбнулся Дзилайя. — Зорнины? Я жив, пока меня помнят. Ты всё ещё верен их философии?
— Да, — Памир ещё раз сглотнул. — Это единственное, что я могу для них сделать.
— Сынок, — граф покачал головой. — Каждое живое существо имеет право хотя бы на одну ошибку.
— Я — нет, — отрезал Памир. — Ошибаясь, я причиняю гораздо больше вреда.
— Нет, мой мальчик. Ошибки одних практически всегда оборачиваются болью для других. Именно поэтому ты не умеешь их прощать.
— Умею.
— Нет, Памир, не ври себе. Ты можешь простить попытку ошибки, но не её саму.
— Я не понимаю, о чём ты, — покачал головой юный Лог.
— Всё просто. Ты ведь не можешь простить Северине ошибку, потому что тебе больно.
— Она предала тебя. Это совершенно другое.
— Разве? Ищи ответ внутри себя, — Дзилайя дотронулся пальцем до его груди. — Скажи, если бы ты успел раньше, пока она только планировала отравить меня, если бы ты смог предотвратить беду, то дал бы ей второй шанс? Простил бы её?
— Я…
— Памир?
— Да, — юноша поджал губы. — Простил бы. Возможно, покричал бы, поугрожал, скорее всего высек… но только, чтобы предостеречь от второй попытки. Я не стал бы отнимать у неё жизнь, сдавая в совет. Я постарался бы помочь ей образумиться. Да, я дал бы ей ещё один шанс.
— Потому что не было бы боли, — согласился Дзилайя. — Видишь? Ты прощаешь только попытку, но не саму ошибку. Бывает, что кто-то действительно раскаивается и достоин прощения. Пока ты так строго судишь других, ты тем более не сможешь простить самого себя.
— Возможно когда-нибудь, я попрошу у кого-нибудь второго шанса, — Памир с тревогой отметил, что граф сильнее ослаб и вспотел. — Отец, давай сейчас окончим разговор. Ты от этого теряешь силы. Я принесу твоё лекарство.
— Нет. Не стоит, — Дзилайя остановил сына. — Я не хочу его принимать.
— Что?! — не поверил своим ушам юноша. — Ты понимаешь, что только оно продлевает тебе жизнь?
— Прекрасно понимаю. Но так же понимаю, что речь идёт о нескольких днях. Максимум дней десять.
— Целых десять дней. — настаивал юный эльс.
— Памир, послушай меня, — граф облизнул пересохшие губы. — Я не говорю, что пожил достаточно и готов к смерти. Мне всего сто пятьдесят шесть лет. Я вовсе не старик и многое ещё с удовольствием сделал бы, если мог. Но я не могу. У меня есть только выбор: умереть сейчас, в твёрдом сознании, рядом с тобой или дотянуть до последнего, пока вновь болезнь не превратит меня в бесполезный, ничего не осознающий овощ. Я чувствую, что с каждым вздохом мне становится хуже. Я сделал свой выбор. Ты, конечно, можешь лишить меня его и насильно вливать лекарства, а можешь уважить последнюю просьбу отца.
Юноша едва кивнул и вновь опустился перед кроватью.
— Не представляю, что будет, когда ты уйдёшь, — он прижал руку отца к своему сердцу, уже с трудом борясь с подступающими слезами. — Что я стану делать без твоих мудрых советов и поучений?
— Мой маленький мальчик, — тяжело рассмеялся Дзилайя. — Ты знаешь, что никогда без них не останешься. Мне не обязательно озвучивать совет, чтобы ты его услышал. Ты можешь сам ответить на свои вопросы: искренне, честно, не щадя себя и не жалея. Это и будет то, что сказал бы я.
— Мне никогда не стать таким, как ты, — улыбнулся Памир. — Я — эльс действий, а ты воюешь мудростью.
— Тебе и не надо становиться мной. Это твоя жизнь и ты должен оставаться самим собой, — уверил его граф. — С возрастом пройдёт и юношеский максимализм, который не даёт тебе сейчас покоя. Запомни себя в этом возрасте, Памир, и всегда относись к подросткам снисходительнее. Бунтарский дух нередко ведёт их к неприятностям, особенно когда они вступают во взрослую самостоятельную жизнь.
— Интересно, каким ты был в моём возрасте? — хмыкнул юный эльс, сдерживая горечь из последних сил.
— Не таким мужественным, как ты. Меня заставляли взрослеть насильно. Так странно… сейчас у меня перед глазами встаёт только одно воспоминание. Угадаешь, какое?