Алексей улыбнулся. Его неправильное лицо с большим, отчетливо шишковатым лбом и далеко расставленными карими глазами делалось очень привлекательным, когда он улыбался.
И Тася тихо сказала ему:
- Улыбайся почаще.
- Теперь я буду улыбаться всегда, - ответил он.
- Справа аэродром, - доложил шофер, - а слева строится телевизионный центр.
На шоссе было много велосипедистов, тарахтели мотоциклы, с бешеной скоростью и гудением проносились такси.
- У-у, бандиты таксомоторщики, - сказал шофер, - гоняют как шальные. Хулиганье. А звуковые сигналы у нас не запрещены, не то что в Москве.
- Не думайте, что я приехала как турист: у меня командировка на завод, - сказала Тася. - Прошу уважать мои научные интересы. Довольно трудно было убедить мое руководство, что мне требуется именно этот завод, а не какой-нибудь другой, поближе от Москвы. Но аспирантура это такое благородное, такое гуманное заведение, там так идут навстречу интересам людей. Меня шеф спросил, нет ли здесь личных мотивов. Я не стала отрицать, но заметила, что это только поможет делу, в принципе. Мой шеф всегда говорит или "Не смею сомневаться" или "Позволю себе усомниться", я уже не помню, что он мне сказал, кажется, "позволил усомниться", это значения не имеет.
Каждое ее веселое слово добивало Алексея. Он еще надеялся, что уговорит ее поехать вместе с ним в Куйбышев, а теперь и это оказалось невозможным.
- Шеф меня спрашивает, а что диссертация? Будет в срок или с опозданием? Я говорю, с опозданием. Неприятно, но по крайней мере честно, - смеялась Тася. - Что ты помрачнел? Тебе не нравится, что я болтаю? Может быть, ты не любишь, когда болтают, тогда имей в виду, что я очень много болтаю.
Она волновалась, была возбуждена, щеки у нее горели. Казаков двигал мохнатыми смоляными бровями, смеялся и исподтишка разглядывал Тасю.
Говорил Алексей почти с трудом.
- Я как раз очень люблю, когда болтают.
Скорее бы ушел Казаков, скорее сказать ей, что он должен сегодня уехать, не таить в себе эту подлость.
В гостинице Клавдия Ивановна приветливо встретила Тасю.
- С приездом. Вот ваша комната. Садитесь кушать. Я окрошечку приготовила. Луку много-много накрошила. Хотя, знаете, сейчас уже лук в дудку пошел, желтизна появилась и грубый он стал. Но зато огурчики парниковые я достала. Покушайте, садитесь.
Клавдия Ивановна хлопотала, у нее вздрагивало лицо от желания угостить вкусной окрошкой, удивить своей стряпней.
Тася подходила к окнам, выходила на балкон, смотрела на улицу и восхищалась - необыкновенной гостиницей, тополями под окнами, даже химическим запахом, вдруг нахлынувшим с заводов из-за сильного ветра.
- Улица новая, - говорила она, - и Хома, и деревья, все здесь абсолютно новое.
Казаков поел окрошки и ушел.
- Ты не ждал, что я приеду? - спросила Тася. - До последней минуты сомневалась, правильно я поступаю или нет. Потом в поезде я рассудила так: ты работаешь и я буду работать. Мешать не буду. Я не из тех, кто мешает. Я из тех... - она засмеялась, - ну ты сам увидишь, зачем я буду хвалить себя.
Поймет ли она? Должна понять. Отложить отъезд он не мог, уже действовали железные сроки. Впереди у них жизнь, и это пустяки. Потом ему будет стыдно перед Тасей за свое недоверие к ней.
- Сегодня вечером я уезжаю в Куйбышев, - выговорил Алексей.
- Как в Куйбышев? - спросила Тася с недоверчивой улыбкой. - Что это значит? А как же я?
- Не добивай меня такими словами, умоляю тебя. Срочная командировка. Я очень быстро вернусь. Я и так проклинаю все на свете.
- Почему же ты раньше не сказал? - голос Таси оставался растерянным.
- Я боялся. Тогда бы ты не приехала.
- Нет, почему же.
- Прости меня. Я очень быстро вернусь. Можешь мне поверить.
Она молчала.
- Казаков - мой старый друг, он тебя развлечет, все тебе покажет. Я буду звонить каждый день.
Он попытался шутить:
- Ты уже знаешь, как я хорошо умею пользоваться междугородным телефоном. У нас век телефона.
Тася молчала.
Бросить все, не поехать, остаться с нею? Что делать?
- Скоро ты будешь меня встречать, - сказал Алексей. - Улыбнись.
14
Тася осталась одна. Она решила много работать, это было верное и единственное средство от грусти, от плохого настроения и той обиды, которую вызвал у нее отъезд Алексея.
Она была особенно подтянута в эти дни, трудолюбива и вела тщательные записи в лаборатории.
Она была в цехе каталитического крекинга, в операторной, и смотрела вахтенный журнал, когда распахнулась дверь и вошла группа людей.
Дежурный вскочил и выпрямился по стойке "смирно".
"Я генерал", - говорило лицо и фигура того, кто вошел первым.
- Ну, как дела, все в порядке? - Голос был доброжелательный, красиво рокочущий...
Тася поняла, что это обход директора. Директора сопровождала свита.
Веселые изломанные брови на смуглом лице директора дрогнули, когда он увидел Тасю.
- Терехов, - представился он и пожал Тасе руку. - Приятно, что у нас гости.
Все засмеялись, как будто сказано было что-то очень остроумное.
Директор наклонился к Казакову, который вышел с ним, и о чем-то негромко его спросил. Тася почувствовала, что спросил о ней, и нахмурилась. Казаков произнес имя Алексея.