Она положила чемодан и слегка отодвинула занавеску иллюминатора. Мимо двигались люди, смеялись, кричали, а она сидела на диване и, остерегаясь быть замеченной, не поднимала головы.
Она услышала энергичный, начальственный голос Терехова:
- Ну, решили так, а теперь решите иначе.
Фраза была типична для него. Скажи ее кто-нибудь другой и таким вот голосом, Тасе бы наверняка не понравилось, но она любила этого человека и даже поверила, что так можно говорить.
Сейчас он должен постучаться в дверь. Наконец случилось так, как они оба хотели, - они убежали.
В щель слегка открытого иллюминатора прорывался речной воздух, пахло свежестью и нефтью.
Когда Терехов постучался в дверь, она бросилась к нему, он обнял ее, отшвырнув чемодан. И они долго стояли молча, прижавшись друг к другу. Потом Андрей Николаевич предложил пойти посмотреть теплоход, выйти на палубу, в салон, поужинать в ресторане. Тася вышла в маленькое соседнее отделение каюты, переодеться.
- "Ты скоро, Тасенька? Я уже соскучился! - крикнул Андрей Николаевич. Я не могу так долго быть без тебя.
Она причесалась, вымыла лицо холодной водой.
- Какая ты красивая и молодая, - задумчиво сказал он. - Это невероятно.
Они пошли вдоль палубы. Тася чувствовала, что им смотрят вслед. Сейчас в довершение всего они встретят кого-нибудь знакомого - и что тогда?
- Я забыл папиросы в плаще, я сбегаю.
Терехов быстрыми шагами вернулся в каюту, а Тася остановилась возле лестницы, ведущей на капитанский мостик. На капитанском мостике стояли два похожих друг на друга мальчика. На лесенке внизу была прибита надпись: "Посторонним вход запрещен".
- А вы разве не посторонние? - с улыбкой спросила Тася: ей хотелось доставить мальчикам удовольствие.
- Мы не посторонние, - скрывая бешеную гордость, сдержанно ответили мальчики.
- А-а, - протянула Тася, - все понятно. Вы дети капитана.
Мальчики посмотрели на нее участливо, они понимали, что она завидует. Так же сочувственно посмотрели они и на Терехова, когда он подошел. Она услышала, как один из мальчиков сказал:
- Дяденька такой старый, а тетенька такая молодая-молодая.
Они прошли несколько шагов, и Терехов спросил:
- Ты слышала?
- Слышала. Глупости. Мальчишка не понимает ничего.
- Нет, понимает. Ты меня бросишь. Я знаю, я старый. Ты меня очень скоро бросишь. Найдешь себе молодого красивого моряка. На что я тебе?
"Если бы ты знал", - растерянно думала Тася, глядя ему в лицо.
К вечеру у Терехова началась мучительная, до черноты в глазах, мигрень. Он лег и заставил Тасю лечь, просил ее заснуть, сказав, что пирамидон ему в таких случаях не помогает и что он попытается заснуть, чтобы прошла головная боль. Она задремала, но, открыв глаза, увидела, что он не спит, лежит, закусив губы, с резко обозначенными морщинами на лбу и на щеках. Она вскочила, босиком, в ночной рубашке, нагнулась над ним.
- Не можешь заснуть?
- Спи, Тасенька, - ответил Терехов и погладил ее по руке, - спи, миленькая. У меня разболелась голова.
Тася разыскала в его чемодане анальгин, налила воды в стакан, подала ему.
- Прости меня, - прошептал он, закрывая глаза и сдвигая брови, - прости меня, я никуда не гожусь.
- Что ты говоришь! - воскликнула Тася, опускаясь рядом с ним на колени. - Спи, пожалуйста, сейчас тебе станет легче, сейчас все пройдет. Тебе уже лучше.
- Как мне стыдно, что ты не спишь из-за меня, - медленно проговорил он. - Доктор мой милый, не стой босыми ножками, ложись.
Он вздохнул.
- Ножки босые у тебя, ложись, - повторил он.
У Таси сжалось сердце. Она легла, натянула одеяло, но спать не могла. Скоро у нее заболела голова. Это случалось редко, и она подумала, что теперь, наверно, всегда она будет испытывать то же, что испытывает он.
- Потом она стала угадывать его мысли.
На следующий день за завтраком Андрей Николаевич ей сказал:
- Я хотел бы подарить тебе колечко.
- Я знаю какое, - улыбнулась Тася.
- Ну?
- Бирюзовое колечко?
- Кто ты? Ведьма?
- Ясное дело, ведьма, - прошептала она.
Путешествие продолжалось несколько дней. Но им казалось, что оно началось давным-давно, и они старались не думать, что скоро оно кончится.
- Странно, стоит мне проснуться, как ты тоже открываешь глаза. Отчего это? - спрашивал Андрей Николаевич.
- Потому что я люблю тебя, - отвечала Тася.
- А я тебя. Но что это за чудо: когда б я ни проснулся, ты открываешь глаза. И глаза совершенно чистые, ясные, прозрачные, как будто и не спала. Птица моя родная. Как бы хорошо, если б сломался винт. Что-нибудь бы сломалось, и мы бы с тобой так плыли и плыли, - повторял Андрей Николаевич. - Плыли бы и плыли.
В другой раз он сказал:
- Я бы хотел за борт вниз головой.
Только раз он сказал: