Любовь Искариота

Иуда подходит, заискивающе улыбаясь, но с опаской поглядывая по сторонам. Иисус внимательно рассматривает его.

Иисус: Сядь рядом, брат.

Иуда занимает место Иоанна, тот обиженно глянув на Христа, брезгливо отодвигается от Иуды.

Иуда(притворно кашляя): Я болен, братья, я так болен. Всё тело ноет у меня. В боку моём и жжёт и колет и не было такого дня, чтоб не давило грудь мне камнем. И ночи не было такой, чтоб я проспал её до утра, и боль не прервала покой. Потом хожу я, как разбитый, меня сморяет солнца свет. Больной и всеми позабытый…

Иоанн(к Петру): Ну, как тебе Иуды бред?

Пётр: Он лжёт бесхитростно, простак.

Иуда: Поднявшись в гору кое-как, стоя у пропасти в волненье, такое головокруженье овладевает мною, что я готов уж броситься оттуда, покончив эти муки враз.

Пётр: Не вытерплю, уйду сейчас.

Иоанн(заметив на себе взгляд Иисуса): Теперь ты с нами, брат Иуда!

Пётр(глядя на Иоанна, удивлённо): Да-да, теперь ты среди нас.

(что-то сообразив)

И это ничего, что страшен, уродлив, как засохший гриб. Мы пострашней ловили рыб, в сетях запутавшихся наших. Не нам, отважным рыбарям господа нашего, в испуге бросать улов коль страшен он, колюч и одноглаз. Бывает, чем страшнее рыба – она вкусней других подчас. Однажды в Тире осьминога на берег вывели в сетях, а рыбаки вокруг шутили, все были рады. Мной же страх так овладел. В своей Тавериаде я отродясь не видывал страшней. Когда же, страх переборов, я съел кусочек осторожно, то понял – ничего вкусней не пробовал, чем мясо осьминожье. Учитель, помнишь, я тебе уже рассказывал об этом и ты нашёл историю смешной?

Иисус, улыбаясь, кивает.

Пётр: Ты же, Иуда, лишь одной своею стороной похож на осьминога. Он, как и ты, был одноглаз и староват немного.

Несколько учеников подходят и похлопывают Иуду по плечу. Он им кивает с усмешкой. Фома, ничего не понимая в происходящем, смотрит то на Иуду, то на Христа. Пётр с несколькими учениками уходит, продолжая что-то рассказывать. Иуда, почувствовав на себе взгляд Иоанна, подходит к нему.

Иуда: Отчего, Иоанн, молчалив, как трава в том саду, куда ветры не вхожи? Знаю я, что твои дорогие слова на плоды золотые похожи. И хранятся они на виду у других в драгоценном хрустальном сосуде… Не найдётся ли то, что получше из них для больного, слепого Иуды?

Иоанн молчит, презрительно разглядывая Иуду. Иуда сгорбившись отходит. Уходят все.

Иуда: Так-так. Так.

Сцена третья

То же помещение. День. Лука, Илья и Матфей беседуют.

Илья: С тех пор, как среди нас Искариот, прошла всего неделя, а сколько всяких перемен.

Лука: Ты прав, на самом деле хозяйство он с умом ведёт. Не зря ему Иисус доверил наш ящик денежный. И быт ярмом тяжёлым не лежит на нашей шее. Ежедневно для нас готов и кров и стол.

Матфей: Он в винах знает толк.

Лука: И выберет барана пожирнее.

Илья: Но лжёт он, братья, что ни час.

(смеётся)

Подходят Пётр, Иоанн и Андрей.

Матфей: У каждого есть странности из нас. Чего уж там. Да и какая это ложь, коль нам она вреда не причиняет?

Лука: Скорее даже веселит.

Матфей: Когда рассказ он начинает, мне кажется, что в сказку я попал, в смешную сказку про Иуду, которого обманывают все.

Пётр: Его конёк любимый. Дай только сесть – и пыль из-пол копыт.

Матфей: А мне, когда молчит Иуда, грустно всё ж бывает.

Входит Иуда. Рядом с ним Филипп, Иаков и Фома.

Иаков: Вот тут Иуда утверждает, что не встречал из тех, кого он знал и знает, ни одного, чтоб в корысти своей не совершил хоть раз дурной поступок или закон не приступил.

Иоанн: Искариот, ты это говорил?

Иуда: Да. От чего ж не говорить?

Иоанн: Тогда, кого хорошим ты считаешь?

Иуда: Того, кто скрытым может быть всегда от любопытных глаз, что рядом. Умело прячет мысль, поступок свой. Его ты не тревожь. А приласкаешь, выспросишь, как гной из застарелой раны польётся мерзость, пакость, ложь.