Ангелочек положила руки на стол.
— Я хочу сказать только одно. Я не останусь с тобой навечно. — Он взглянул на нее с такой тошнотворной, загадочной улыбкой, что ей захотелось надеть горшок ему на голову. — Я не останусь, — еще раз повторила она.
— Мы будем жить всего лишь день за днем, любимая. — Взяв с полки банку с бобами, он начал есть. В ее глазах горела ярость. Он же, присев на стол, доедал свой холодный ужин.
Она смотрела на него.
— Я тебе не принадлежу, и ты это прекрасно знаешь.
— Где же ты думаешь, твое место? В борделе?
— Это мне выбирать, не так ли?
— Ты даже еще не знаешь, что у тебя есть выбор. Ты думаешь, что есть только одна дорога, а она ведет прямиком в ад.
— Я знаю, чего я хочу.
— А мне ты не скажешь?
— Я хочу убраться отсюда! — Она встала и вышла во двор — слишком велики были ее раздражение и злость. Она больше не могла его видеть.
Михаил поставил банку и, встав в дверях, прислонился к косяку.
— Я тебе не верю.
— Я знаю, но я не считаю, что моя жизнь как–то связана с твоей. — Услышав это, он усмехнулся, но отнюдь не весело. Она, обернувшись, посмотрела на него. Ее глаза сверкали. — Что ты имел в виду, когда говорил, что
Какое–то время Михаил молча обдумывал ответ. Он думал о том, сможет ли убедить ее. Сможет ли найти слова, чтобы объяснить?
— Я хочу, чтобы ты любила меня, — заговорил он и увидел ухмылку на ее лице. — Я хочу, чтобы ты, доверяла мне достаточно, чтобы позволить любить себя, и я хочу, чтобы ты осталась со мной, и мы могли строить жизнь вместе. Вот, что я хочу.
От его искренности ее злость утихла.
— Мистер, неужели вам непонятно, что это невозможно?
— Все возможно.
— Ты ведь даже не представляешь, кто я такая, кроме того, что ты сам себе придумал!
— Тогда расскажи мне.
«Давай, Ангелочек. Расскажи ему».
Он даже представить себе не может, что делали с ней, и что делала она. Ну да, она может рассказать ему. Разрядить всю обойму. Оба ствола. В упор. Прямо ему в сердце. Уничтожение. Это быстро положит конец всему. Почему она медлит?
Михаил вышел во двор.
— Мара, — произнес он, и звук его голоса как будто сыпал соль на ее раны.
— Я
— Нет. Я буду звать тебя так, как я вижу тебя. Мара, огорченная жизнью; Фирца[3]
, возлюбленная моя, которая разжигает во мне огонь, пока я не почувствую, как плавится душа. — Он подошел к ней. — Не пытайся убежать. Разве ты не видишь? — Он остановился перед ней. — Останься здесь. Останься со мной. Вместе мы справимся со всеми невзгодами. — Он прикоснулся к ней. — Я люблю тебя.— Знаешь, сколько раз мне говорили эти слова? Я люблю тебя, Ангелочек. Ты такая чудная маленькая лапочка. Я люблю тебя, дорогая. О, крошка, я люблю, когда ты делаешь это. Скажи, что любишь меня, Ангелочек. Скажи так, чтобы я поверил. До тех пор, пока ты делаешь то, что я говорю, я буду любить тебя, Ангелочек. Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя… Я
Она зло посмотрела на него, но его взгляд сразил ее. Она крепко обхватила себя руками.
Ночное небо было необыкновенно ясным, звезды сияли, а луна казалось огромным серебряным глазом, молчаливо взирающим на нее. Ее ум и душа все еще кипели. Она пыталась использовать свои старые способы самозащиты, но они как будто стали бессильными. Ей снова захотелось подняться на тот холм и увидеть восход. Она вспомнила его слова:
К ее глазам подступили слезы.
— Я хочу вернуться в Парадиз и чем раньше, тем лучше.
— Мои слова задели тебя за живое? Она повернулась к нему.
— Я не останусь здесь с тобой! — Она пыталась успокоиться и придумать причину, которая покажется ему достаточно веской. — Послушай, если бы ты узнал хотя бы половину того, что я сделала за свою жизнь, ты бы сам быстренько отвез меня назад…
— Испытай меня. Давай, а потом посмотрим, что изменилось.
Ангелочек пришла в ужас от этой мысли. Тайники ее памяти были открыты и никак не закрывались. Ужасные воспоминания воскресли из мертвых. Ее отец. Мертвая мама, сжимающая четки. Роб с петлей на шее, который в тот жуткий вечер узнал, что Хозяин вовсе не был человеком высокой морали, и поплатился за это. Хозяин, насилующий ее снова и снова. И сотни разных мужчин на протяжении всех этих лет присоединились к нему. И пустота, бесконечная, ноющая пустота внутри.
Ее лицо было белым в лунном свете. Он не знал, о чем она думает, но был уверен, что ее мучает прошлое. Он прикоснулся к ее щеке.