Любовь искупительная

Она не могла этого допустить.

Когда Михаил сообщил ей, что отправляется с Павлом в город, она приняла решение. На днях Джон рассказывал, что этот город очень разросся и люди продолжают прибывать. Добраться туда теперь можно с экипажем, который дважды в день проезжает по дороге, расположенной в двух милях от их дома за грядой холмов. У нее все еще хранилось золото, полученное от Сэма Тилл а и Иосифа Хотшильда. Михаил настоял, чтобы она оставила его себе. Этого хватит на дорогу до Сан–Франциско и на то, чтобы прожить несколько дней. Что будет потом, она старалась не думать.

«Мне нужно думать о том, что лучше для Михаила».

Вернувшись с полей, Михаил обнаружил, что его ждет роскошный обед из оленины. Весь дом был украшен цветами. Михаил удивленно посмотрел вокруг.

— Мы что–то празднуем?

— Жизнь, — ответила она, целуя его. Она упивалась, глядя на него, пытаясь запомнить каждую черточку его лица и тела. Она отчаянно желала его, любила, как только могла. Сможет ли он хоть когда–нибудь понять, насколько сильно она его любит? Она не могла признаться ему в этом. Стоит ей это сказать, он обязательно станет ее искать. И вернет обратно. Будет лучше, если он запомнит ее такой — подлой и плотской. Но у нее еще оставалась эта последняя ночь, которую она запомнит навсегда. Он останется частью ее, где бы она ни была, даже если он никогда об этом не узнает. Она унесет эти сладкие воспоминания с собой в могилу.

— Давай сходим сегодня на холм, Михаил. Сходим на то место, где ты показал мне рассвет.

Он увидел томление в ее глазах. — Сегодня прохладно.

— Но не слишком холодно.

Он не мог ей ни в чем отказать, но где–то глубоко в душе зашевелилось странное беспокойство. Здесь что–то не так. Сняв с кровати покрывала, они отправились в путь. Может быть, она расскажет, что терзает ее душу. Может быть, она все же откроется перед ним.

Но ее настроение вдруг изменилось, и на смену печали пришло возбуждение. Она побежала вперед и, быстро поднявшись на вершину холма, повернулась к нему и широко развела руки. Вокруг пели сверчки, мягкий ветерок шевелил траву.

— Все это так чудесно, правда? Такой безграничный простор. А я так ничтожна.

— Только не для меня.

— Нет, — продолжала она. — Даже для тебя. — Он нахмурился, и она отвернулась. — Нет других богов перед лицом моим! — закричала она, обращаясь к небесам. — Никого, кроме тебя, мой господин! — Она повернулась и смотрела на него. «Никого, кроме тебя, Михаил Осия».

Он помрачнел. — Зачем ты смеешься надо мной?

— Это действительно так, — ответила она, говоря правду.

Она распустила волосы. Они растеклись по ее спине и плечам, светясь в лунном свете.

— Помнишь, ты читал мне историю о Суламите, девушке, которая танцевала перед своим мужем?

Глядя на ее танец при лунном свете, он едва мог дышать. Каждое ее движение приковывало внимание и возбуждало. Когда он попытался обнять ее, она отстранилась, раскинув руки, словно приглашая к чему–то. Ее волосы развевались на ветру, а голос стал низким и манящим.

— Я все для тебя сделаю, все, ты слышишь, Михаил. Внезапно он понял, что она делает. Она прощается с ним — так же, как в прошлый раз. Она усыпляет его бдительность физическим удовольствием.

Когда она опять приблизилась к нему, он притянул ее к себе. — Зачем ты это делаешь?

— Для тебя, — ответила она, поднимая голову и даря ему поцелуй.

Обняв ее и запустив пальцы в ее волосы, он закрыл ее губы поцелуем. Ему хотелось стать одним целым с ней и никогда не расставаться. Ее руки, словно пламя, блуждали по его телу.

«Боже, я не хочу снова потерять ее. Я не могу!»

Она прижалась к нему, и теперь все его мысли были поглощены ею, и этого было мало.

«Боже, для чего Ты опять делаешь это со мной? Неужели Ты даешь только для того, чтобы отнять?»

— Михаил, Михаил, — выдохнула она, и он почувствовал на ее щеках вкус своих слез.

— Я нужен тебе. — Он вглядывался в ее лицо, освещенное лунным светом. — Ты нуждаешься во мне. Скажи это, Фирца. Скажи.

«ОТПУСТИ ЕЕ, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ». «Нет, Боже! Не проси этого у меня!» «ОТДАЙ ЕЕ МНЕ». «Нет!»

Они прижались друг к другу, ища утешения в сладком забвении. Но забвение не может длиться вечно.

Михаил все еще крепко обнимал ее, когда забвение прошло. Он попробовал ухватиться за эти мгновения, но теперь они вновь были двумя отдельными личностями. И у него не хватит сил вечно удерживать их вместе.

Она дрожала, и он не мог понять, от холода или от страсти. Он не спрашивал. Он укутал ее и себя в покрывало, кожей ощущая ее решимость, словно рваную рану.

Стало холодать, и пора было возвращаться. Одевшись в тишине, оба испытывали душевные мучения, тщательно их скрывая. Она снова подошла к нему, положив руки на его талию и прижимаясь к нему, словно ребенок, который ищет утешения.