Любовь из пробирки

Отношения между мной и отчимом никогда даже приятельские не напоминали. Мне всегда казалось, словно он молится богам, чтобы меня не стало, а мама ненавидит меня за то, что мешаю ей построить самую настоящую, идеальную, семью с любимым мужчиной.

— Да как ты смеешь так говорить со мной, Мира? — возмущается мама и шмыгает носом.

— Ладно… Прости, — пожимаю я плечами. — День не задался.

Я была воспитана так, что к осознанному возрасту прекрасно понимала: какой бы ни была мама, она всегда останется человеком, подарившим мне жизнь. Она не выбросила меня на улицу и не отдала в детский дом. Я росла в семье, пусть и не ощущала себя любимой дочерью. И я была благодарна ей за всё.

— Я не дам тебе номер телефона твоего отца, Мирослава. У меня его и нет даже, а если бы и был… Не дала бы. Этот человек бросил тебя, а ты хочешь к нему пойти на поклон?

Мне причиняют боль мамины слова. Я кладу на столешницу сто рублей, потому что больше заказанные чай и булочка точно не стоят, и быстрым шагом иду прочь из кафе. Почему-то именно сейчас меня захлёстывает такая сильная обида, что я просто не могу сдержать эмоции внутри себя.

— Мира, мы не договорили! — кричит мама мне вслед, а я смаргиваю слёзы, вытираю щёки тыльными сторонами ладоней и выхожу на улицу.

Так и знала, что встреча с ней ничего хорошего мне не принесёт.

На парковке замечаю Ивана Александровича: он стоит и курит у своей машины. Понятия не имею, что он тут делает, но мы пересекаемся взглядами и, поймав улыбку на его губах, я направляюсь к нему.

— Мирослава, как неожиданно видеть вас здесь… — произносит он.

— Поверьте, мне тоже. Вы как попали на другой конец города? Или каждый день приезжаете сюда отобедать из-за вкусных булочек? — спрашиваю я.

— Вы плакали, — говорит он.

— Бывает… Гормоны шалят, — отвечаю и шмыгаю носом. — Такое состояние нормальное для беременных.

— Для беременных? Мира, что за бред ты несёшь? — слышу голос матери со спины и оборачиваюсь в её сторону.

Как она успела так быстро догнать меня? Мне остаётся только схватиться за голову руками и сбежать отсюда, потому что оправдываться я не хочу.

— От кого ты беременна? — спрашивает мама настойчивым голосом, не обращая внимания на тот факт, что мы не одни.

— Это только моё дело! — отвечаю я. — Иван Александрович, прошу прощения.

Я не могу сейчас оставаться и разговаривать дальше с мамой или с новым боссом. Мне для начала лучше успокоиться и привести мысли в порядок. Спешу в свою машину и покачиваю головой, давая маме знак, что разговор окончен.

* * *

Я смотрю на женщину, сверлящую взглядом спину Мирославы, и думаю — кто она такая. Ей лет пятьдесят: об этом говорят проступающая седина на висках, которую не берёт краска для волос, и морщинки в уголках глаз. Выглядит она хорошо для своих лет, я бы даже сказал — слишком хорошо. Мирослава выруливает машину с парковки, и женщина смотрит на меня, чуть вздёргивая свой заострённый подбородок. Её форма лица напоминает сердечко, и у меня проходит ассоциация с червовой королевой из «Алисы в Стране чудес». Брови выщипаны тонкими дужками, меня аж передёргивает. Я за естественность. Конечно это не значит, что женщина должна растить дремучий лес над глазами, если у неё повышенная растительность, но и такие тонкие ниточки наблюдать не особо приятно.

— Вы её осеменитель? — спрашивает незнакомка, кривя свои узкие губы.

— Простите?! — удивлённым голосом задаю ей встречный вопрос.

— Мира сказала, что беременна. От вас? — она склоняет голову набок и щурится.

— А вы, извините, кто такая, чтобы задавать мне подобные вопросы? — начинаю злиться я.

— Я её мать! И мне важно знать, от кого беременна моя дочь: от вас или снова от Вольского?!

Мда… По поведению этой «барби» делаю выводы, что с мамой Мире как-то не очень повезло. Она готова вот так просто обсуждать беременность собственной дочери с человеком, которого видит впервые? Она даже не знает меня. Я просто босс для Мирославы, а её мама вполне серьёзно опускает дочь передо мной.

— Плохая, значит, мать, раз понятия не имеете, от кого беременна ваша дочь, — отвечаю с нотками цинизма в голосе. — Прошу прощения, но если вы не отойдёте с дороги и не дадите мне выехать, то превратитесь в кеглю.

Я сажусь в салон, слушая её возмущённые охи и ахи, доносящиеся мне в спину. Сбивать я её, конечно, не собираюсь… Мне ещё срока не хватало, но припугнуть — да. Я не хочу выслушивать какую-то самозванку-мать, которой даже дочь ничего рассказывать не захотела. Хватило уже женщины Вольского.

Выезжаю с парковки и направляюсь в сторону «Атланты», потому что с Мирославой мы так и не обсудили её перевод. Кроме того, она села за руль в растрёпанных чувствах, и внутри меня поселилась тревога. Вообще, беременным можно водить машину?

Я думаю о её беременности, сопоставляя шквал вопросов от её матери со словами девицы Вольского, и склонен больше доверять удивлению матери, ведь она точно знала бы о бесплодии дочери, если таковое имело место. Или нет?