Любовь изгнанницы

Братья Йорки поднялись с колен. Эдуард шагнул к принцессе и произнес несколько слов утешения. Анна глядела холодно, и король не стал продолжать. Когда они вышли, Анне стало легче. Она, наконец, снова осталась одна.

Погребальный звон, без умолку гудевший над городком, наконец умолк. В маленькой часовне воцарилась тишина, лишь потрескивали свечи да мягко оплывал воск.

Анна не спала уже вторую ночь, но не ощущала усталости. Наоборот, все ее чувства были напряжены до предела, и она вслушивалась в сумрак за окном. Вот проскрипели колеса телеги, откуда-то издали донеслись отрывистые голоса, залилась лаем собака. Проскакал верховой под окнами монастыря, и стражник громко спросил у приезжего пароль.

Эдуард был бы плохим полководцем, если бы не выставил патрули, даже когда абсолютно уверен, что опасаться нечего. Но вместе с тем саму ее не сторожили. Что ж, теперь ей, слабой и беззащитной, некуда идти. Ел отец погиб, армия Алой Розы разбита, муж ее далеко, за морем. И тем не менее Анна знала, что так или иначе уйдет от них, не позволив распоряжаться ее судьбой. Время шло. Стало совсем тихо. Свечи сгорели больше, чем наполовину. Анна встала и приблизилась к телу отца.

– Прости меня. Я не сумела тебя спасти. Твоя гибель тяжелым камнем лежит у меня на душе, и я не уверена, что когда-либо смогу искупить этот грех. А теперь – прощай. Мне… Мне…

Ее вновь стали душить рыдания, но она переборола себя. Если сейчас дать волю слезам, то у нее ни на что не хватит сил, а теперь она знала, что ей делать.

Склонившись, она несколько долгих секунд стояла, прижавшись губами к челу Делателя Королей. Потом резко выпрямилась, откинув голову, и вышла.

20.

Охранник дремал, опершись на короткое тяжелое копье. Порой он засыпал глубоко и тогда начинал сползать по древку, клонясь вперед. Вздрагивая, он открывал помутившиеся глаза, изумленно озирался и снова впадал в полузабытье. Нестерпимо хотелось опереться о стену, но он понимал, что тогда непременно уснет беспробудным сном.

Вокруг было тихо, лишь из лесу долетал одинокий волчий вой да хохотал на опушке филин. В этой тишине казалось невероятным, что городок до отказа набит всяческим пришлым людом. Тотчас после битвы сюда стеклось великое множество бродячих торговцев, скупщиков оружия, лекарей-шарлатанов, гулящих девок, кузнецов, оружейников, странствующих монахов – продавцов индульгенций.

Но сейчас все это скопище безмолвствовало, впав в забытье, утомленное днем, какого не помнили даже ветераны войны Роз, жестокостью казней, длившихся до сумерек, пиршествами, вином, шумом, торгом, пьяными драками. Только в аббатстве да в превращенной в лазарет старой церкви тускло мерцали огни. Тучи разошлись, и тонкий белый серпик луны освещал верхи шатров и палаток, крытые повозки, скаты кровель, сумрачную рощу и трупы повешенных на сучьях дубов.

Стражник вновь задремал. Поблизости раздался шорох. Он выпрямился:

– Кто идет? Говори или отведаешь меча!

Тихо. Где-то в стороне подала голос кошка. Он поднял камень и запустил в темноту.

– Бесовское отродье!

Он снова обхватил копье, прикрыл глаза. Перед глазами стояла та гибкая девчонка, с которой он потешился сегодня. Чертова плутовка! Она утомила его, да и денежки прости-прощай. А потом откуда ни возьмись заявился его капитан, свирепо уставился на девчонку, потом посмотрел на него и велел отправляться в дозор, к городским воротам. Кривой пес! Дрыхнет, наверное, хотя и обещал прислать кого-нибудь на смену.

Снова раздался шорох, а следом – странный звук, словно гравий заскрипел под ногой. Дозорный напряг слух, но не изменил положения, только приоткрыл глаза. Из-за выступа башни выплыла темная тень, двигаясь бесшумно и плавно. Он неотрывно смотрел. В луче лунного света блеснули глаза.

– Стой!

Он подхватил копье и угрожающе шагнул вперед. Дьявол, да ведь это баба!

Охранник было успокоился, но затем снова струхнул. Кто такая? Глазищи вон как сверкают. Стражник невольно перекрестился и повел копьем, подбадривая себя. В поясе у него зашита реликвия – тряпочка, пропитанная кровью святого Себастьяна, так что нечисть ему не страшна, а с живой бабой он уж как-нибудь справится.

Анна напряглась, сжимая в руке нож. Она нашла его в монастырской кухне, когда покидала аббатство. Им она надеялась обрезать повод одного из стоявших у коновязи аббатства коней, но потом решила не делать этого. Слишком много шума, а она хотела ускользнуть незамеченной. Тут и идти не так далеко. Поле боя совсем рядом, за рощей с повешенными. А нож… Он еще пригодится… Она нанесла удар изо всех сил, немного выше пояса, снизу вверх, как когда-то учил отец. Боже, они просто играли, и думал ли Уорвик, что эта наука пригодится его девочке?

Анна почувствовала, как острие ножа пробило воловью кожу куртки и погрузилось в мягкие человеческие внутренности. Солдат ухнул, вытаращил глаза и разинул рот, словно собираясь закричать. Анна испугалась, что он поднимет шум, и, забывая дышать от ужаса и отвращения, еще сильнее нажала на рукоять.