Дорогие друзья! Ряд писем из России со всех концов, вести Александрова [10]
, беседа с Клещом и еще несколькими приезжими – все укрепляет во мне убеждение, что в работе ЦК есть какой-то внутренний дефект, дефект организации, устройства работы. Центрального Комитета нет, его никто не чувствует, не замечает – таков общий голос. И факты это подтверждают. Политического руководства ЦК над партией не видно. А между тем работают все члены ЦК до изнеможения! В чем же дело?По-моему, одна из основных причин тому – отсутствие регулярных листков ЦК. Во время революции руководить устными беседами, личным общением – архиутопия. Надо руководить публично. Надо
По-видимому, члены ЦК совершенно не понимают задач «публичного оказательства». А без этого нет центра, нет партии! Они работают до упаду, но работают, как кроты, на явках, на собраниях, с агентами и т. д. и т. п. Это прямо хищение сил! …Важно высту
Может быть, надо бы пополнить состав ЦК? взять еще полдюжины агентов? На это, я уверен, нашлись бы люди…
Жду ответа.
Богданов закончил чтение и устало откинул голову. Постоловский взял тонкие листки швейцарской бумаги и, заглядывая в них, стал что-то чиркать себе в блокнот карандашом. Красин барабанил пальцами по столу.
– Старик оторван от нашей практики. Он прав во многом, но не во всем. – Богданов окутался папиросным дымом.
– Я думаю, товарищи, что Старик прав, потому что он лучше нас видит конечную цель нашего движения, – сказал Красин. – Мне, например, кажется, что в нынешней обстановке он придает чрезмерное значение всем этим «листкам» и «дневникам», что десяток «македонок» сейчас важнее сотни «листков», но, наверное, почти убежден в этом, я не прав, а прав именно он.
Во всяком случае, необходимо усилить нашу литературную деятельность, и прежде всего издать «Рабочего». Это уж ваше дело, у меня сейчас голова занята в основном проблемами химии.
Через час Красин вышел из подслеповатого, правым боком ушедшего по самое окошко в землю домика, владения машиниста Брестской дороги Ермолаева. Вокруг была глухомань – лабиринт заросших лопухами уличек и переулков Петровской слободы. Мимо заборчиков, под цветущими кронами огромных лип, сквозь лай цепных псов Красин вышел к знаменитому ресторану «Яр», взял лихача и поехал к еще более отдаленному от центра ресторану «Эльдорадо», местечку, пользующемуся в Первопрестольной очень сомнительной репутацией. При слове «Эльдорадо» мужчины в московском «обществе» строго и несколько отвлеченно покашливали в кулак, а московские дамы пронзительно смотрели на этих мужчин.