Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине

– Только мазуринцам и Пищикову.

– Немедленно нужно съехать отсюда. Никаких действий без решения комитета.

– Ладно, ладно, – проворчал Горизонтов. – А если подвернется что-нибудь дельное?

– Никаких действий, – жестко сказал Илья. – Тебя искал Никитич, ты был нужен для поездки в Америку…

– Да ну?! – ахнул Горизонтов.

– Теперь уже поздно. Сам виноват. Мы думали, что ты или погиб, или в тюрьме. Запомни явку, Виктор: Божедомка, 7, квартира Ручьева… Будь здоров!

Илья с чемоданчиком покинул «Париж», а Виктор, бормоча что-то о своей несчастливой звезде, начал собирать вещи. Переехать на другую квартиру было для него так же легко, как собраться в баню.

Он шел с саквояжем сквозь мартовские густые юные сумерки и что-то думал об Аляске, о шхуне, о какой-то девушке, имя которой забыл, а может быть, и не знал, и вдруг увидел перед собой знакомое крыльцо с мраморными колоннами, дубовую дверь, чугунную витую решетку сада, и сердце его дрогнуло. Дом Бергов! Здесь его взяли, и он толком ничего не узнал о них! Мазуринцы говорили, что Павел убит, Николай в тюрьме… а что с сестрами? Идиот, он даже не спросил о них у Лихарева! Бездушное тупое животное, эгоист, ведь ты же был влюблен в Лизу! Впрочем, sorry, не в Лизу, а в Надю… Зайти? А вдруг охранка четвертый месяц держит тут своих псов? Какого дьявола, нашел кого бояться – жандармских псин!

Виктор засвистел китобойную свою песенку, дернул дверь и вошел в дом.

Нежилой дух, сырость, запах беды почувствовал он. Мрачно отсвечивали зеркала, перила, статуя у лестницы.

Он поднялся, прошел через гостиную, заглянул зачем-то в камин.

– Эй! Кто-нибудь есть? Эй! Эй!

Голос его раскатился по дому, ответил эхом из какого-то угла и замер. Виктор уже хотел уйти, как вдруг услышал нервное постукиванье каблучков. Оно становилось все живее, вот в полутемный зал скользнула тонкая черная фигурка, замерла и…

– Виктор! Витя! Родной! – Полет по паркету, и руки вокруг шеи, все лицо, уже соленое от слез, и зубки блещут рядом, и худенькие плечи…

– Танюшка!

ГАЗЕТЫ

…Через несколько часов после мученической гибели Шмидта и матросов. В Очакове настроение подавленное, многие плачут, во многих домах траур… Последним видел его адвокат Винберг. Шмидт горько плакал о матросах, повторяя, что крепко надеялся, что их не казнят…

…Известие об утверждении адмиралом Чухниным ужасного приговора и приказ поспешить с исполнением как громом поразило всех в Москве…

«Русь».

Если верить официальным сообщениям, то за год с 9.1.05 по 1.1.06 по всей России было убито и ранено 32 706 человек, в т. ч. убито – 14 654. Из них в Петербурге убито 982, в Москве – 2483.

«Биржевые ведомости».

…И весна 1906 года застает великую империю в виде, в какой не приводили ее ни Мамай, ни печенеги, ни Иваны Грозные, ни «двунадесять языков». Только тюрьмы полны, только тундры заселены!

«Русь».

ЭПИЗОДЫ ВЫБОРОВ В ПЕТЕРБУРГЕ

…Прилично одетый молодой человек, по-видимому, приказчик, присаживается к столу с бюллетенями.

– А кого надо записать сюда?

– Ваших кандидатов.

…К разговаривающим подходит какой-то артельщик и подсовывает пачку бюллетеней.

– Возьмите, тут все уже подготовлено.

– А какой партии? – спрашивает избиратель.

– Правого порядка, – стыдливо шепчет агитатор.

– Нет, мне это не годится, я хочу подать голос за социал-демократов.

– Вы кого же записываете?

– Вестимо, своих: себя самого, шурина, приказчика. Своя рубаха ближе к телу.

– Кого же мне писать, господа хорошие?

– Кого хотите, того и пишите, зависит от вашего желания.

– Нет, позвольте, я сам этого не могу выдумать! Вы здесь посажены, значит, и должны приготовить, за кого голосовать!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

– Вы с выборов, что ли?

– Да.

– Как там наше дело прошло?

– Вряд ли черносотенцы выиграют.

– Значит, демократы?

– Да.

– А что такое демократ, барин?

«Биржевые ведомости», март 1906 г.

Глава X Неужели нащупали?

Солнце висело уже низко над многоверстным ледовым припаем Финского залива. Лед сверкал розовым огнем. Поблескивали обледенелые, словно покрытые глазурью березы, кое-где пронизывающие темную стену хвойного леса.

Ленин и Красин стояли у окна на даче «Ваза» в Куоккале.

Сверкали огромные разросшиеся сосульки, в предвечерних тенях вокруг дома бродили первые весенние запахи-призраки.

– Владимир Ильич, что вы сделали с вашей змейкой? – неожиданно спросил Красин.

– Какой змейкой? – Ленин не отрываясь смотрел на закат.

– Помните, в прошлом году в Лондоне мы купили с вами у рыжего бродяги?

– А! Я подарил ее сыну консьержки в Женеве. Мальчуган был счастлив. А вы?

– Я тоже подарил ребенку, – проговорил Красин, вызывая в памяти буйное весеннее цветение в Шашкино, сирень, стол на веранде и огромный самовар, в котором отражались молодые глаза.

Ленин вдруг громко расхохотался. Красин вздрогнул.