Мы, русские, — ой, поправлюсь ради специалистов по вопросам этнического происхождения — мы, русскоязычные, ужасно серьезная нация. Всё бы нам страдать, расчесывать старые раны, пить горькую и умываться светлыми слезами. Народные песни за редчайшими исключениями сплошь про гибельную тоску да про тоскливую гибель. А уж литература — либо Константин Гаврилович застрелился, либо Смердяков повесился, либо еще того трагичней. Злоязыкий Лев Николаевич, как известно, по этому поводу даже издевался над великим любителем страданий Федором Михайловичем:
Я и сам не без греха, хотя борюсь с этой болезнью (по латыни она называется serioznost bestialis) всю свою жизнь.
Тут некоторое время назад утром читал в Интернете наши обычные российские новости, предавался мрачным рефлексиям и вдруг в «Яндексе» случайно наткнулся на одну картинку. Что-то она, думаю, мне напоминает. Что-то ужасно печальное, под стать настроению. Вдруг сообразил — чуть кофеем не подавился. И новости перестали казаться мне такими уж безысходными. Даже наоборот.
Пойду в обратном направлении. Сначала покажу вам картину, к которой вывела меня работа визуальной ассоциативной памяти.
Вот она:
А это — картинка, с которой я на Офелию вырулил:
А у вас бывали случаи, когда какая-то ерунда радикально меняла вам паршивое настроение на веселое?
Из комментариев к посту:
opriklonskaya
Медведь, правда улыбается себе в усы и совершенно живой))). Куда нас только ассоциации не забрасывают…
И конечно же с Днём Рождения (И хеппи, и бёсди, и ту юююююю))).
Я стал писателем
23 мая, 11:20
Долгие годы я называл себя беллетристом, всячески увиливал от звания писателя. Замучился объяснять, что это разные профессии. Ну, то есть профессия одна — сочинение художественной прозы — но разное целеполагание. Писатель занимается искусством — то есть раздвигает рамки существующей культуры, открывает Америки или, по крайней мере, пытается их открыть; беллетрист работает на поле культуры, то есть населяет уже открытые кем-то Америки своими текстами. Писатель пишет прежде всего для самого себя и существует в режиме монолога; беллетрист без диалога с читателем и массовой аудитории — существо бессмысленное.
Когда я пишу развлекательную литературу, я беллетрист. Когда пишу что-то нехудожественное («Писатель и самоубийство» или ту же «Любовь к истории»), я эссеист.
И только теперь, на пятьдесят шестом году жизни, на шестнадцатом году сочинительства, я стал писателем. Потому что написал первый серьезный роман. И вот он напечатан. Хороший получился роман или плохой, судить не мне, но по жанру это не беллетристика, а литература.
В этой связи хочу честно предупредить моих постоянных читателей: это совсем не Эраст Фандорин и не «Смерть на брудершафт». Это довольно утомительное чтение. Без приключений, с длинными несюжетными отступлениями и бесконечными разговорами про серьезное.
Обложка у романа скучная:
Двойная фамилия автора объясняется тем, что я вложил в эту работу то, чему научился и в качестве беллетриста, и в качестве эссеиста. Это такой итог и синтез долгой литературной работы.
Мне было очень важно написать этот роман. Важнее, чем беспокоиться, какое количество читателей осилят мое сочинение. Это первая в моей жизни невежливая книга, где исполнитель разговаривает сам с собой на разные голоса и даже не смотрит, заполнен ли зал.
До некоторой степени «Аристономия» похожа на «Писатель и самоубийство». Отличие в том, что герои вымышленные. События, правда, подлинные и хорошо вам известные: революция, гражданская война.
Чтобы вы получили представление о стиле, привожу самое начало романа. («Предисловие» — это не предисловие, а название первой главы).
Из комментариев к посту:
enrico_n
Совершенно точно — немало среди священства грамотных, честных и достойных людей. Просто особо заметны такие вот шумские.
И ведь, что любопытно — опять Хамовники. У них там что — лежбище?! (Не хочу обидеть достойных людей, которые там живут) На удивление — не в курсе, какую там корову Акунин с Макаревичем замучили. В качестве образа русской деревни… Кто-нибудь может пояснить про корову? А то на ней, как в "Крошечке-Хаврошечке" у этого сказочника весь детектив построен. Раньше, вроде, кровь младенцев пили (я-то сам не специалист, чего там пьют). Как раз 100 лет назад дело Бейлиса было. Теперь младенца, наверное, не нашли.