Любовь к истории (сетевая версия) ч.6

«Лига избирателей» успела заготовить 50 тысяч бюллетеней — по заявленному числу участников. Волонтеры раздали всё, и на второй половине пути листки закончились, многим не хватило. (Это тоже свидетельствует о размерах сегодняшнего события).

Как обычно бывает в подобных случаях, миимум половина бюллетеней не были сданы. Добраться до мест сдачи на переполненном проспекте было непросто.

Мне сказали, что по примерной оценке собрано 20–25 тысяч «заявок» на референдум. Какие три вопроса лидируют и набралось ли достаточно добровольцев в инициативную группу, станет ясно примерно через неделю, когда закончится обработка.

Координаторы "Лиги избирателей" обещают вдогонку организовать на своем сайте он-лайн голосование для тех, кто не смог сегодня волеизъявиться.

Ну, стало быть, вот так. Посмотрим, как дело двинется дальше. Энтузиазма много, опыта — пока не очень.

Из комментариев к посту:

lakaraju

Вот это всё хорошее и приличное, увидите, будет извращено, похерено и использовано в корыстных целях. Кем? Это особенно и неважно. Пока не прогниёт по всем параметрам потолок, он не обрушится. Лично я никогда не пошёл бы ни на какую демонстрацию. Ходят слухи, что некоторые ведущие демократы из народа уже поставили скопления народа на денежные рельсы. Слухи, конечно, но гораздо более вероятные, чем какой бы то ни было положительный результат в протестной деятельности народа. За февральской революцией обязательно будет октябрьская. И ни хрена хорошего, кроме сорняков, на этой почве не вырастет, как, собственно, никогда и не вырастало.

И еще раз

15 июня, 13:13

В смысле, про любовь. После этого поста я углубился в чтение файла Love.doc и всё не могу остановиться. Там у меня собраны разные исторические факты о причудах и превратностях любви. Некоторые я уже использовал в романах, другие явно не понадобятся.

Вот, например, история, которая точно не пригодится ни для какого романа. В литературе такое выглядело бы слезовыжимательным китчем. Драматургию подобного накала может себе позволить только реальная жизнь.

Про нравы, царившие в тюрьмах Французской революции, написано немало исследований и художественных текстов. Материал действительно сочный: ужас и скабрезность, кровь-любовь, возвышенное и низменное — всё перемешано.

В парижской Консьержери заключенных обоего пола содержали вместе — во всяком случае, в дневное время двери камер были открыты.

Консьержери: день как день

Надежды на спасение у узников практически не было. Выходили отсюда, за редчайшими исключениями, только в одну сторону.

Обычно таким образом:

И это не было самым страшным финалом. Конец вполне мог оказаться и таким:

Толпа врывается в тюрьму, чтобы прикончить «врагов народа»

Но всё же революция предпочитала соблюдать формальности. Суд работал по тому же конвейерному принципу, что наши «тройки» тридцать седьмого года, но обычным арестантам Консьержери приходилось дожидаться очереди на тот свет месяцами. Все-таки 2780 смертных приговоров за год якобинского террора — это немаленькая бюрократическая работа.

Большинство населения тюрьмы, естественно, составляли «бывшие». Дворяне Старого Режима и раньше-то не отличались строгостью нравов, а уж перед лицом неминуемой смерти вовсе забыли о пристойности. Очень многие стали искать забвения в плотских радостях. Революционные газеты и лубки смачно живописали невиданное распутство, царившее в казематах, — это подтверждало тезис о моральном разложении аристократии.

Но дело, конечно, было не в разложении. Это жизнь напоследок судорожно спешила урвать своё — пока в дверь темницы властно не постучала смерть.

Однако посреди этой физиологической истерики время от времени возникала и глубокая, настоящая любовь. Потому что в минуту опасности, как известно, низменные души опускаются еще ниже, а возвышенные поднимаются еще выше.

У тюремной любви времен Террора не было будущего. Впереди ждал не венец, а гильотина. Поэтому влюбленные Консьержери мечтали не о том, чтобы жить долго и счастливо, а о том, чтобы умереть вместе. Невероятной удачей, высшим счастьем считалось, если любящей паре везло угодить в один и тот же приговорный список. Но в этой лотерее выигрышный билет вытянуть было трудно. Каждый день в тюремном дворе, откуда осужденных увозили на телегах к месту казни, происходили душераздирающие расставания.

И вот однажды кто-то находчивый (история не сохранила имени, даже пол неизвестен) догадался громко крикнуть в момент разлуки: «Да здравствует король!». За столь ужасное преступление казнили без приговора и промедления. Злодея (или злодейку — мне почему-то кажется, что это была женщина) схватили и кинули в повозку. Влюбленные обнялись и поехали на встречу с гильотиной как к алтарю, совершенно счастливые.

Впоследствии этим ноухау в Консьержери пользовались неоднократно.

Ну и скажите, разве современный роман выдержит подобную сцену? «Фи, какая пошлость!» — воскликнет читатель, устыдившись пощипывания в глазах. И будет абсолютно прав.