Любовь к камням

— А на них требуется время. Мне необходимо управлять компанией, оплачивать множество счетов, детей у меня столько, что не хочется и вспоминать. Так вот, Турция большая страна — она велика, как три или четыре ваших Великобритании. Но я скажу вам, как найти эту женщину, за плату. Один процент. Один процент стоимости этой вещи, авансом.

— Я не заинтересована в продаже этой драгоценности.

— Не заинтересованы? — Президент компании смеется и становится отталкивающим. — Бросьте вы эту чушь. У меня уши вянут, драгоценность — те же деньги. Какая разница? Собираетесь носить ее? Я в любом случае хочу получить свою долю. Сколько может стоить такая вещь?

— Невозможно сказать. Столько, сколько покупатель дал бы за нее.

Араф гасит сигарету о кебаб.

— Оставьте. Будем исходить из того, что камни настоящие, так? Только они могут стоить три-четыре миллиона долларов. Плюс к этому стоимость оправы и история вещи. Раз она принадлежала королеве Англии, значит, на нее всегда есть спрос. Я оценил бы драгоценность в шесть с лишним миллионов долларов. Проблема в том, что моя доля от этой суммы составит шестьдесят тысяч, а вы — прошу прощения — не производите впечатления обладательницы таких денег. Я прав?

Рубины по-прежнему лежат на столе. Ярко-красные среди объедков. Я собираю их.

— У меня есть эти камни, — говорю я. — Самый маленький стоит четыреста долларов. Я отдам его вам сейчас, а самый большой потом. Если ваши сведения окажутся точными.

Он вздыхает, манит пальцем официанта и жестом показывает, чтобы выписали счет. Тот, что покрупнее, приносит его на узорчатом медном блюде. Араф протягивает ему золотистую карточку, ждет, когда официант возьмет ее и выйдет. Потом, спокойный и серьезный, подается ко мне:

— Если я не получу процента, вы ничего не узнаете.

— Я не смогу продать эту вещь.

— Не сможете или не захотите?

— Вы просите процент от ничего. Я предлагаю вам две тысячи долларов.

Араф пожимает плечами:

— Продать ее вы сможете запросто. Через меня. И никакая цена не является достаточно высокой за верные сведения. Послушайте, я даю вам фамилию и адрес. Могу посадить сегодня же ночью на самолет. Что скажете?

Официант подходит к Арафу, что-то шепчет ему на ухо. Золотистая карточка полускрыта в его руке, словно он собирается показать с ней фокус. Лицо президента компании постепенно каменеет. Он встает, тянет руку к бумажнику. Голоса их сливаются в глухом бормотании по-турецки.

— Я почистила зубы.

Вернулась Лейла. Мужчины не смотрят на нее. Тогда она улыбается мне. Зубы у нее маленькие, очень белые. В руке она держит стаканчик с горкой мороженого. Рубины по-прежнему лежат на грязной скатерти. Рядом с ними тот самый листок бумаги.

Я быстро поднимаюсь, пока не сдали нервы, и забираю все: три красных камня, один голубой билет. Лейла облизывает мороженое, не сводя взгляда с мужчин. Когда я, пятясь, выхожу из кабинки, Араф поднимает на меня взгляд. Он ничего не замечает.

— Вы совершаете ошибку. Мы могли бы принести пользу друг другу.

— Простите, что отняла у вас время.

Я иду к выходу между занятыми столиками. Кожа на спине кажется туго натянутой. Я жду, что меня остановят, поэтому когда Араф окликает меня, замираю на месте и прерывисто дышу.

— Эй! Дорогая моя! — Он усмехается злобно, коварно. — Остерегайтесь призраков.

Портьера на выходе в холл поднята. Я опускаю ее за собой, обрывая шум ресторана. Голубой номерок в моей руке уже влажный и грязный. Гардеробщик спит. У него бледное лицо полуночника. Когда я бужу его, он смотрит на меня с таким выражением, словно оказался обманут в своих ожиданиях.

Я подаю ему номерок. Гардеробщик уходит в отгороженную часть помещения. В ресторане кто-то смеется так громко, что это похоже на крик. Возвращается гардеробщик, несет целую охапку вещей: портфель, пыльник и невероятно мягкий шарф, целое состояние в кашемире. Он едва слышно вздыхает, когда я даю ему на чай. И шепотом желает мне доброй ночи, когда я поднимаюсь на улицу.

Ноги проносят меня целый квартал, прежде чем я успеваю опомниться. Постепенно замедляю шаг и останавливаюсь, адреналин в крови убывает. Воздух прохладен. Я закрываю глаза и стою, прислушиваясь к городу. На Босфоре гудит судно, идущее к Средиземному морю.

Когда открываю глаза, улица безлюдна. Гляжу на вещи в руках. Сегодня вечером я тащу объедки со стола богача. Не папку с документами, которую бы хотелось, только то, что удается. Это малая цена. Никакая не является достаточно высокой за верные сведения.

Полуподвальные помещения здесь зарешечены и заперты. Я бросаю на ближайшие ступени шарф Лейлы, беру пыльник с портфелем и снова иду с ними. Такси стоит там, где я его оставила. В салоне горит свет, Аслан все еще читает, на лице его спокойное, сосредоточенное выражение. Я постукиваю по окошку, и он опускает стекло.

— Понравился ресторан?

— Я не ела.

— Вы наверняка голодная.

— Усталая. Перекушу чего-нибудь в своем отеле.

— Тут неподалеку есть кебабная. Лучшая в Европе.

Глаза у Аслана добрые, и он явно моложе, чем я полагала, ему еще нет сорока. Полнота старит его. Судя по выражению лица, он привык к одиночеству.