Любовь к камням

— Больше нечего рассказывать. Королева, ребенок.

— К черту ребенка, Даниил!

— Но это и все. Бридж сказал, что назначит день в будущем месяце. Мы с Уильямом пошли назад.

Он приглашал меня на Хеймаркет.

— Чего ради?

— Был рад, что увидел королеву.

— А ты — нет. За четыре года это у нас лучшая новость.

— Я больше не поеду туда.

— Почему?

— Мне было стыдно.

— Чего?.

— Тебя там не было.

— Того, что все на тебя пялились? Эх, Даниил. Стыдишься благоприятной возможности? В нашей профессии самое весомое слово принадлежит королеве. Если во дворце будет сказано то, что нужно, наше будущее обеспечено на всю жизнь. Проснись!

— Я не сплю.

— Лжешь. Помнишь, как было, когда мы приплыли в доки? Англичане глазели на нас так, будто мы Али-Баба и его последний разбойник. И с тех пор ничего не изменилось, кроме нашей одежды. В душе мы никогда не станем такими, как эти люди. Ты стыдишься этого?

— Нет.

— Мы всегда будем дхимми.

— Залман, мы здесь уже четыре года.

— Да, четыре, и пока что никто не развернул перед нами кроваво-красного ковра. Так ведь? Перед нами впервые открывается блестящая возможность. Нас желает видеть королева Англии. Чего еще тебе нужно?

— Не знаю.

— Почему не хочешь ехать туда?

— Не знаю.

— Даниил, скажи, что поедешь со мной.

На подоконнике — три опорожненных бутылки эля, недоеденная горбушка хлеба, пузырек с чернилами, сквозь который синеет луна. Двое людей лежат без сна на матрацах. В их глазах отражается свет.

— Даниил. Фрат. Прошу тебя.

— Раз ты этого хочешь, поеду.

«А» было большим Арбалетом;

Стрелок всегда в цель попадал;

Стрелял он лисиц и дразнящихся птиц,

И злой змей от него уползал.

— Хорошо. Переписала первую строчку?

— Да.

— Покажи.

Январь, первое солнечное воскресенье. Двое сидят на ступенях перед дверью, выходящей на Крид-лейн. Девочка читает медленно, еле-еле, каждое слово — трудный шаг вперед. Почерк ее похож на какой-то шифр.

— Молодчина. Что за дразнящиеся птицы, как думаешь?

— Не знаю.

— И я не знаю. Читай дальше.

«Ј» было Бульдог в мясной лавке;

Был песик хоть мал, да удал;

Хозяин кормил его мясом,

Пока он рычать не кончал.

Смех. Девочка согнулась и закашлялась. Даниил взял у нее книгу.

— Все, на сегодня хватит. Ты делаешь успехи.

— Я не устала.

Лицо ее выглядело изможденным от кашля. Даниил протянул ей пять пенсов.

— Слишком холодно.

— Для меня нет.

Девочка взяла монеты и спрятала их.

— А для меня да. Я простужусь до смерти. Зимой будем заниматься подольше.

Даниил подумал, был ли у Марты когда-нибудь учитель. «Существуют школы, — подумал он, — куда ее могут принять. Надо будет заняться этим».

Послышался звук отодвигаемого засова. Оба подняли взгляд на вышедшего Залмана. Он рассеянно улыбнулся девочке и поплотнее запахнул черный сюртук.

— Доброе утро, Марта. Как успехи в чтении?

— Так себе.

Даниил подвинулся, и Залман сел.

— Я и сам не так уж давно учился. Мой брат превосходный учитель, а? — Он повернулся к Даниилу.

— Холодновато заниматься на воздухе.

Даниил, засовывая азбуку в карман, понизил голос:

— Джордж не пускает ее внутрь.

— По-прежнему? Да она чище его. Она никогда не бывала такой отвратной, как Джордж Лис, правда, Марта?

Девочка хихикнула, зубы у нее стучали на ветру.

— Бывала, когда рылась в канализации.

— В канализации?

— Еще до дворца. Нас мать заставляла.

Даниил смотрел на них, сидящих рядом. Лицо Марты было чистым, но серым, словно сажа навсегда въелась в него. Залман рядом с ней выглядел отмытым. Кожа его посветлела, будто бы от жара тиглей изменился ее химический состав. На зимнем солнце зрачки его глаз были все еще расширены.

— Разгребать грязь, лазать по трубам. Там были веревки, кости, железки. Я знаю места, где вы с головой утонули бы в грязи.

— Из канализации во дворец. Знаешь, через две недели мы тоже будем под кровлей ее величества.

— Мистер Леви говорил.

— О, а я не мистер Леви? Как ты называешь меня?

Девочка искоса глянула на Залмана.

— Маленький мистер Леви.

Даниил откинулся назад.

— Как спал, Залман?

— Без сновидений. — Он снова повернулся к девочке. — Марта, ты можешь сбегать для меня по одному делу? К Джеймсу Райдеру на другой стороне холма. Ищи аптекарскую вывеску. Вот тебе пенни и пять шиллингов для расчета с ним. Принесешь то, что он тебе даст.

Девочка встала и взяла монеты. Перестала улыбаться, словно деньги требовали серьезности. Не радуется, подумал Даниил. Детской беззаботности в ней нет. Однако довольна, и это уже кое-что.

Марта кивнула ему на прощание и пошла, не оглядываясь. Залман поднялся и вошел внутрь, продолжая говорить, хотя Даниил уже не слушал. Оставшись один, он ссутулился, руки и ноги у него мерзли. Улочка была тихой, даже крысы попрятались от холода.

«Я стыжусь драгоценностей», — подумал он. Эта мысль пришла к нему ни с того ни с сего, без всякой причины, или словно бы таилась до тех пор, пока он не останется в одиночестве. Вот что он должен был сказать три недели назад в мансардной комнате. «Чего ты стыдишься?» — спросил Залман. И он не знал, что ответить.