Любовь к каждой собаке

Лай стоит такой, что даже рядом мы с Лешей и Санькой не слышали друг друга.

Между рядами ходили несколько девушек-волонтеров и два работника приюта – вероятно, таджики. Все были заняты: девушки кормили собак, развозили на тележках солому и укладывали ее в вольеры, таджики соскребали грязь с асфальта.

Я позвонила Лене и вскоре она с веником в руке вынырнула из череды клеток. Ее появление в проходе вызвало мощную волну лая со всех сторон. Волна эта катилась за ней, и когда Лена приблизилась, нас накрыло тяжелой лавиной шума.

Наконец‐то мы познакомились лично. Светловолосая, высокая, стройная, я бы даже сказала – тонкая, изящные руки, длинные пальцы. Красивая, но не кукольной красотой. Красота в прямом взгляде, открытой улыбке и грамотной речи. Лена была одета в старые вещи, видимо, специально подобранные: джинсы, поношенные сапоги, стеганое пальто. На груди и спине следы лап – сразу понятно, собаки ее любят.

Я планировала поговорить с Леной, расспросить ее о том, как она пришла в приют, хотела, чтобы она рассказала о работе волонтеров, о здешних порядках и правилах. Но в таком шуме это было невозможно и я решила отложить разговор. К тому же стоять и болтать, когда все вокруг работают, было неудобно.

– Кормить сами будете? – спросила Лена, наклоняясь в нашу сторону, чтобы мы ее расслышали.

– Если научишь, то сами, – ответила я, стараясь перекричать собачий лай.

– Значит, так: подходите к клетке с двумя порциями, – учила Лена, – открываете дверцу и быстро ставите одну миску в левый угол, другую – в правый. Закрываете вольер и кормите следующих. Все понятно?

Мы принялись за работу. Я накладывала кашу в одноразовые тарелки и передавала Леше, а он разносил по вольерам. Санька тоже хотел кормить, но ему не разрешили – вдруг укусят.

Когда Леша отодвигал задвижку вольера, некоторые собаки пытались прорваться в приоткрытую дверцу и выскочить, другие, наоборот, прятались в зимник, боялись нас. Но и те, и другие съедали свои порции моментально.

Лена ходила вдоль клеток и разговаривала с собаками: кого‐то хвалила, кого‐то поругивала, к некоторым за решетку просовывала руку, гладила. Каждую собаку она называла по имени. Я же не могла сфокусировать внимание ни на одной собаке. Все похожи друг на друга, все лают, все просятся на волю, и клетки у всех одинаковые. Мы запутались, кого покормили, а кого нет.

– Вот, Лелика еще не кормили, на нем остановились, – подсказала Лена.

За несколько минут мы раздали всю кашу. Я посчитала вольеры – двадцать. В каждом по две собаки. Значит, мы покормили всего сорок собак.

– А что они пьют?

– Они пьют снег. Таджики собирают снег и насыпают им в ведра. Вода, как это ни удивительно, зимой замерзает, – иронизировала Лена. – Вот что, подождите за забором, сейчас будут выпускать на общий выгул, я кого-нибудь вам выведу, сходите в парк.

Таджикский паренек, одетый в ватные штаны и куртку камуфляжной расцветки, пошел вдоль вольеров и хорошо отработанным движением стал открывать по очереди все клетки. Грохотали задвижки, скрипели петли, лаяли собаки. Они, как ручейки, вытекали из своих вольеров и впадали в общий поток в проходе между клетками. По мере движения паренька поток все увеличивался, наполнялся мощью и лаем, но хлынуть ему было некуда – кругом заборы, сетки и клетки. Засидевшись в тесных вольерах, собаки готовы были бегать и прыгать, но скоро волнение спало. Одни ходили кругами, другие сидели на холодной и грязной земле, некоторые играли, толкаясь и покусывая друг друга.

Трем собакам повезло – они успели занять места на теплых канализационных люках, от которых шел белый пар, и задремали. Видимо, это была единственная возможность хоть немного согреться. Еще несколько собачек уселись рядом, будто ожидая своей очереди на тепло.

Я нашла точку, откуда был сделан кадр, так тронувший меня. Теперь я видела сцену на фотографии своими глазами. Обязательно вернусь сюда с камерой.

– Это Макс! – Лена вывела большого пушистого пса и вручила мне поводок. Мы вышли за ворота приюта, и Макс дернул в сторону парка. Я еле успевала за ним, а Леша и Санька за мной. В парке Макс не успокоился, все рвался куда‐то. От натяжения ошейник впивался ему в горло, пес кашлял, но все равно тянул. Мне было трудно его удержать, и я передала поводок Леше. Они сделали круг вдоль забора и мы решили отвести Макса обратно. Слишком выматывающей оказалась эта прогулка.

Потом был Байкал. Байкал шел спокойно, но на ласку не отвечал и играть не пожелал. Как ни старались мы с Санькой с ним подружиться, ничего не получилось. Пес был равнодушен и, казалось, ждал, когда же от него отстанут.

Лелик, такой активный и прыгучий в клетке, гулять в парке не захотел, тянул в приют, как будто боялся, что за ним придут хозяева и не застанут. Пришлось вернуться.