— Ты чем-то недоволен? — она резко останавливается между пролетами второго и третьего этажей и злым взглядом впивается в меня. — Если бы я не дала разрешение и не подписала от твоего имени договора с подрядчиками, ты бы сейчас поджарился как барашек на вертеле в своем директорском кресле. И вообще, это все твоя вина! — орет как ненормальная, указывая в сторону горящего цеха. — Я тебя просила никому не говорить о смерти деда до оглашения результатов тендера, а? А ты что? Не смог удержать свой длинный язык за зубами! А теперь что? Теперь все! Мы потеряли все! — к концу фразы ее голос срывается, а из глаз текут слезы. И я чувствую себя последним мерзавцем.
Потому что она права.
Это все из-за меня и моему несерьезному подходу к делу.
Если бы дед был жив, у него бы повторно случился инфаркт.
Люба избавляется от каблуков и быстро перебирает своими изящными ножками, преодолевая последние пролеты. Я в последний раз смотрю на ужас, который твориться вокруг и спешу поскорей убраться, пока от огня не начали взрываться стекла.
Пожарные машины уже подъехали к зданию, работники завода столпились во дворе: испуганные, заплаканные и с безнадежными взглядами. Почти шестьсот человек с сегодняшнего дня остались без работы. Включая меня.
Просто прекрасно.
Дед жизнь положил на этот завод, а мне хватило всего три месяца, чтобы разрушить его до основания.
Голова идет кругом: и от нервного напряжения, и от дыма, которого успел вдоволь нанюхаться, и от осознания своей беспомощности.
Подъехали машины скорой помощи и тут до меня дошло, что кто-то же мог остаться в пожаре и пострадать. Страх липкими щупальцами проник к моему сердце, сжимая его все сильнее и сильнее. Эти смерти будут на моих руках, на моей совести и не отмоются до конца жизни.
— Пожалуйста, не толпитесь, здесь опасная зона, покиньте территорию завода! — выкрикнул один из пожарников и я медленно побрел к воротам, все еще не веря, что это происходит и в самом деле.
Я вглядываюсь в лица людей, пытаясь найти Любочку, захотелось вдруг обнять ее и сказать, что все будет хорошо. Только сейчас понял, что значила для нее эта работа и все эти люди. Она жила "СтальПромом", все свое время проводила на заводе, решая всякие проблемы, иногда даже ночевала на неудобном диванчике в своем кабинете, о котором у меня особенные воспоминания.
И пусть она меня жутко бесит, пусть говорит, что с таким как я никогда даже не задумается ни о чем серьезном, но она так прекрасна в гневе, что каждый раз, когда сверкает в мою сторону своими глазищами, хочется впиться в ее губы поцелуем и обуздать этот дикий нрав.
Останавливаюсь, сканируя людей своим взглядом в попытке найти розовый пиджачок, но вместо Любы на глаза попадается…бледное лицо деда.
Я забываю как дышать. Все. Теперь точно конец. Дед пришел за мной с того света. Его душа никогда не сможет спокойно отправиться в рай, зная, что единственный наследник, которому он завещал все свое имущество, угробил все за считанные недели.
Голова становится тяжелой, перед глазами темнеет и я из последних сил пытаюсь удержать себя в этой реальности.
Глава 30
Стоит мне переступить порог своей квартиры, как слезы обиды рвутся наружу. Я обещаю себе что это в последний раз. Больше никакой слабости, никаких чувств и никакого волнения. Пошел Царев к черту! Хочется ему быть с Лизой, пусть катится на все стороны, а нам с малышом вдвоем будет хорошо.
Утром я тренирую перед зеркалом непроницаемое выражение лица и отправляюсь в офис. Собираюсь завалить Кира мелкой рутинной работой настолько, что ему даже на обед некогда будет выскочить. Я веду себя холодно и отстраненно. Подумываю о том чтобы и в самом деле уволиться, потому что при одном виде на мужчину сердце сжалось в болезненном спазме, а вся выдержка начала рассыпаться на мелкие осколки.
Я стараюсь не смотреть на Кирилла. Стою к нему спиной и задумчиво смотрю в окно, как вдруг начинается настоящий хаос. Пожарная сирена, дым и пламя. Я не знаю что делать. Хватать важные документы либо спасаться самой? На глаза наворачиваются слезы, дышать становится трудно, еще и Кир действует на нервы. Господи, что я скажу Федору Александровичу? Это ведь я отправила его подлечиться за границу, пообещав что все проконтролирую и без его присутствия ничего не случится. Меня затапливает отчаяние. Я даже не понимаю куда иду, силуэты людей мельтешат перед глазами, я кашляю от дыма и натыкаюсь взглядом на бледное лицо Федора Александровича, который в очередной раз сбежал с австрийской клиники.
Я не знаю как буду смотреть ему в глаза. Конечно, в пожаре нет моей вины, но все это время я чувствовала ответственность за компанию и сразу сказала ему, что идея с мнимой смертью для того чтобы Кир одумался и стал серьезней: самая ужасная из всего что только можно было придумать.
— Федор Александрович. вы только не волнуйтесь, вам нельзя, все будет хорошо! Это только с виду все плохо, но уверена, ничего серьезного не повреждено и мы быстро все восстановим, — успокаиваю мужчину, а сама чувствую слабость во всем теле и головокружение.