Любовь к судьбе. Делай, что должно, и будь что будет!

Не отыщешь в мысли выученного и очищенного никакого нагноения, пятна или воспаления, и рок не застанет его жизнь незавершенной, так чтобы можно было сравнить его с лицедеем, который ушел не кончив, не доиграв. А еще ничего рабского, никаких ухищрений, никак он не скован и не отщеплен, не подотчетен, не зарылся в нору.

Так брось же все и только этого немногого – держись. И еще помни, что каждый жив только в настоящем и мгновенном. Остальное либо прожито, либо неявственно. Вот, значит, та малость, которой мы живы; малость и закоулок тот, в котором живем. Малость и длиннейшая из всех слав, что и сама-то живет сменой человечков, которые вот-вот умрут, да и себя же самих не знают – где там давным-давно умершего. 

* * *

К названным выше опорным положениям пусть приложится еще и то, чтобы всегда находить пределы и очертания тому или иному представляемому, рассматривая его естество во всей наготе, полно и вполне раздельно, и говорить себе как собственное его имя, так и имена тех вещей, из которых оно составилось и на которые распадается. Ничто так не возвышает душу, как способность надежно и точно выверить все, что выпадает в жизни и еще так смотреть на это, чтобы заодно охватывать и то, в каком таком мире и какой прок оно дает, и какую ценность имеет для целого, а какую для человека, гражданина высочайшего града, перед которым остальные города – что-то вроде домов. Что оно, из чего соединилось и как долго длиться дано ему природой – тому, что сейчас создает мое представление? И какая нужна здесь добродетель – нестроптивость, мужество, честность, самоограничение, самодостаточность, верность и прочие.

Вот почему всякий раз надо себе говорить: это идет от бога, а это по жребию и вплетено в общую ткань, а это так получается или случай, а это – единоплеменника, родственника и сотоварища, не ведающего только, что тут ему по природе. А я вот ведаю и потому отнесусь к нему и преданно, и справедливо по естественному закону нашей общности. Вместе с тем в вещах средних ищу должную оценку каждой.

Если будешь, действуя в настоящем, следовать за прямым разумом с рвением, силой и благожелательностью, и не привходящее что-нибудь, а собственного гения сохранишь в устойчивой чистоте, как будто бы надо уже вернуть его; если увяжешь это, ничего не ожидая и ничего не избегая, довольствуясь в настоящем деятельностью по природе и правдивостью времен героических в том, что говоришь и произносишь, – поведешь благую жизнь. И нет никого, кто помешал бы этому.

Как у врача всегда под рукой орудия и железки на случай неожиданного вмешательства, так пусть у тебя будут наготове основоположения для распознания дел божественных и человеческих и для того, чтобы даже и самое малое делать, памятуя о взаимной связи того и другого. Ведь не сделаешь ничего человеческого хорошо, не соотнеся это с божественным, и наоборот.

Тело, душа, ум; телу – ощущения, душе – устремления, уму – основоположения. Впитывать представления – это и скотское, дергаться устремлениями, – и звериное, и двуполое. Руководствоваться умом, когда нечто представилось как надлежащее, – это и для тех, кто в богов не верует, бросает родину или берется действовать, разве что заперев двери.

Свойством собственно достойного человека остается любить и принимать судьбу и то, что ему отмерено, а гения, поселившегося у него внутри, не марать и не оглушать надоедливыми представлениями, а беречь его милостивым, мирно следующим богу, ничего не произносящим против правды и не делающим против справедливости. И если даже не верят ему все люди, что он живет просто, почтительно и благоспокойно, он ни на кого из них не досадует и не сворачивает с дороги, ведущей к назначению его жизни, куда надо прийти чистым, спокойным, легким, приладившимся неприневоленно к своей судьбе.

От тебя и в тебе

Ищут себе уединения в глуши, у берега моря, в горах. Вот и ты об этом тоскуешь. Только как уж по-обывательски все это, когда можно пожелать только и сей же час уединиться в себе. А нигде человек не уединяется тише и покойнее, чем у себя в душе, особенно если внутри у него то, на что чуть взглянув он сразу же обретает совершеннейшую благоустроенность – под благоустроенностью я разумею не что иное, как благоупорядоченность. Вот и давай себе постоянно такое уединение и обновляй себя. И пусть кратким и основополагающим будет то, что, едва выйдя навстречу, всю ее омоет и отпустит тебя уже не сетующим на то, к чему ты возвращаешься.

Правда, на что ты сетуешь – на порочность людей? Так повтори себе суждение о том, что существа разумные рождены одно для другого, что часть справедливости – сносить и что против воли проступки; и то вспомни, сколько уж их, кто жили во вражде, подозрениях, ненависти и драке, потом протянули ноги и сгорели, – и перестань наконец. Или ты сетуешь на то, что уделено тебе из целого? Так обнови в уме разделительное: либо промысл, либо атомы; а также все то, откуда доказано было, что мир подобен городу.