Любовь к трем цукербринам

– Я, Бату Караев, объявляю тебе: этот мир не стоит того, чтобы бороться за его достоинство и чистоту. Я не буду больше подметать ваш мусор. Отныне – никаких терактов в вашу честь. Запивайте иллюзию любви иллюзией шампанского и будьте прокляты, подвешенные в смрадном воздухе желудки… Нет, иллюзии желудков…

«И чего они все время про иллюзии гонят, – подумал Кеша с размеренным презрением, – что этот, что Ксю Баба. Не все ли равно, как называть происходящее? Оно ведь как происходило, так и будет происходить… Как сказал Ян Гузка… Черт, забыл… Надо будет, кстати, этого зоопидора деинсталлировать. А то от него запах такой, будто на фейстопе кто-то насрал. Вернем Ксю. Она славная. Пусть болтает про иллюзии. Теперь фуфло пороть не будет, небось все уже поняла…»

Кеша вздрогнул, поняв, что вместе со зрелой и правильной мыслью нечаянно расшэрил довесок, заряженный фуррофобией. Но тут же сообразил – в ситуации стресса это, наверно, простительно и даже придает потоку его мыслей неполиткорректное правдоподобие.

Следовало сконцентрироваться. Испытание подходило к концу – важно было на последних метрах (Кеша давно уже думал о мире как о большом стадионе) не испортить начатое.

Кеша решил сосредоточиться на овечках. Несколько секунд он пытался их найти, но это никак не получалось. У него стала кружиться голова. А потом он пробился через головокружение – и понял наконец внутреннюю геометрию приложения. Зритель – то есть он сам – находился как бы в центре белой сферы. На одной ее стенке стояло кресло с Караевым. А в зеркально противоположной точке шел мультфильм про овечек. Сначала следовало уставиться строго вверх – или строго вниз. А потом следовало перевести взгляд еще дальше, уже не опираясь ни на какие ориентиры. Наверно, это было сделано для балансировки – Караев хотел предстать перед Кешей и человечеством в трехмере, а времени строить полную сферическую реальность у него не было, и он обошелся самым грубым геометрическим противовесом.

Домик, который строили овечки, был готов – он походил на большую кастрюлю. Архитектором Караев не был точно.

Мило и жалобно мыча, овечки одна за другой заходили в дверь этой кастрюли. Когда последнее «мимими» стихло, дверь закрылась изнутри, а на стене дома появилась розовая лента с большим подарочным бантом. Караев определенно был сентиментален. Как и многие другие убийцы…

Кеша принялся за последнюю медленную и отчетливую мысль: как бы террорист ни был похож на человека, он таковым не является. Поэтому нельзя обманываться теми его проявлениями, что кажутся нам понятными и близкими. Мы не поймем про него ничего… Когда скорпион ползет по направлению к умывальнику, это не значит, что он хочет стать чище…

Как выражался Ян Гузка, современная медиа-культура больше всего ценит спонтанные и свободные проявления человеческого духа, полностью совпадающие с набором текущих гештальт-нормативов… Но эту мыслишку шэрить было ни к чему.

Караев опять прыгнул в центр Кешиного поля зрения, ванькой-встанькой перевернув белую сферу.

– Вот и все, – сказал он, впиваясь взглядом в Кешу. – А теперь я скажу тебе, как избавиться от соседства с моим трупом. Это просто. Так просто, что ты не поверишь. Ты ведь знаешь, что у сестрички есть аварийный канал «Поговори со Мной»?

Кеша кивнул.

– Выйди в главное меню, – сказал Караев. – Когда сестричка начнет спрашивать про твои проблемы, выбери систему «LifeBEat». Когда она начнет читать меню, скажи «Код тринадцать зу». Понял? «Код тринадцать зу». Это аварийный технический шорткат для коммунальных и медицинских служб. Дальше твою дату перезагрузят, и все будет хорошо. Прощай, Ке. Спасибо за человеческое тепло – хотя его порой было многовато. Но кроме тебя, у меня в этом мире не было никого вообще… Вольному воля, Аллаху Акбар.

Кеша аккуратно расшэрил свое непонимание того, чем были последние слова террориста – желчным сарказмом или сентиментальным всхлипом, вырвавшимся из его черного сердца.

«Даже трудно сказать, – тщательно и медленно думал он, – какой из двух вариантов был бы омерзительнее…»

На всякий случай Кеша медленно пропустил эту мысль через свое сознание еще два раза, в первый раз добавив к ней немного стоицизма, а во второй – чуть-чуть закипающего гнева. Посмотрим, что возьмут.

Караев замолчал и замер, как отключенный от питания электрический манекен. Его глаза закрылись. А потом он поехал назад, и Кеша понял, что возвращается на фейстоп. Белая сфера с креслом мертвеца на миг мелькнула вокруг снежной мантией, выпустила его из себя и с хлопком исчезла, не оставив на фейстопе никакого следа. Приложение, видимо, было самостирающимся.

Хорошо, что Кеша успел все расшэрить.

Little Sister глядела на Кешу. Под ее глазом темнел синяк – еле заметный, словно затертый тональным кремом. На руке у локтя была царапина. Но сейчас это совсем не волновало.

– Прости, детка, прости за все, – пробормотал Кеша. – Мне нужна твоя помощь. Понимаешь? По-мощь. Мне нужна помощь…

– Я здесь для того, чтобы помочь, – ответила сестричка и улыбнулась.

Кеша понял, что он уже в главном меню аварийного канала.