Через некоторое время он ощутил первые отдаленные признаки чувствительности в своих размятых пальцах. Легкий зуд все усиливался, пока не перешел в мучительную колющую боль, которой человек, однако, обрадовался. Он стянул с правой руки варежку и вытащил березовую кору. Обнаженные пальцы снова начали быстро коченеть. Затем он извлек пачку серных спичек. Но ужасающий мороз уже опять выгнал жизнь из его пальцев. При его попытке отделить одну спичку от других вся пачка упала в снег. Он пытался вытащить ее оттуда, но это ему не удалось. Мертвые пальцы не могли ни нащупать, ни ухватить. Он действовал весьма планомерно. Он удалил из своего сознания мысль об отмерзавших ступнях, щеках и носе, отдавая всю душу спичкам. Он наблюдал (пользуясь зрением вместо осязания), пока его пальцы не расположатся по обе стороны пачки, и затем сжимал их – вернее, хотел сжать, так как провода были порваны и пальцы не слушались. Он натянул варежку на правую руку и стал свирепо бить ее о колено. Затем обеими руками в варежках он бросил пачку спичек к себе на колени вместе с большим количеством снега. Но от этого ему не стало лучше.
При помощи некоторых манипуляций он ухитрился зажать связку между ладонями, не обнажая рук. Этим путем он поднес ее ко рту. Лед трескался и хрустел, когда он со страшным усилием раскрыл рот. Он втянул нижнюю челюсть, поджал верхнюю губу, схватил пачку зубами, чтобы вынуть одну спичку. Ему удалось захватить одну и уронить ее себе на колени. Но и от этого дело не подвинулось: он не мог поднять ее.
Тогда он придумал другой способ. Он зажал ее зубами и чиркал ею о ногу. Он проделал это двенадцать раз, пока ему удалось ее зажечь. Когда она загорелась, он зубами поднес ее к березовой коре. Но горящая сера ударила ему в ноздри, прошла в легкие и вызвала судорожный кашель. Спичка упала в снег и погасла.
«Старожил с Серной речки был прав, – подумал он, когда на один момент его захлестнуло отчаяние. – При температуре ниже пятидесяти человек не должен путешествовать без спутника». Он кусал свои руки, но не мог возбудить чувствительность. Вдруг он обнажил обе руки, стянув варежки зубами. Он зажал всю пачку между ладонями, незамерзшие мускулы рук давали ему возможность крепко сжать спички. Затем он потер всю пачку о ногу. Семьдесят спичек сразу вспыхнули ярким пламенем! Ветра не было, так что погаснуть они не могли. Он отвернул лицо, чтобы избежать удушливого дыма, и поднес пылающую пачку к березовой коре. Держа ее таким образом, он испытывал какое-то ощущение в руке: его мясо горело. Он чуял запах и что-то ощутил, словно легкую боль. Ощущение это разрасталось в острую боль. Но он переносил ее, неуклюже поднося пламя к коре, которая не хотела зажигаться, ибо мешали его собственные руки, привлекавшие к себе большую часть пламени.
Наконец, не в силах больше терпеть, он отдернул руку. Горящие спички с шипением упали в снег, но кора воспламенилась. Он начал класть на огонь сухие травы и мельчайшие кусочки хвороста. Он не мог выбирать, так как ему приходилось поднимать свое топливо, зажимая его между ладонями. Кусочки гнилого дерева и зеленого мха приставали к хворосту, и он выкусывал их зубами, как мог. Он пестовал пламя тщательно, но неловко. В пламени заключалась жизнь, и оно не должно было погибнуть. Теперь отлив крови от периферии тела вызвал дрожь, и он стал более неуклюжим. Большой кусок зеленого мха упал прямо на костер. Он попытался его вытолкнуть, но дрожащее тело заставило его дать слишком сильный толчок, и он развалил гнездо маленького костра, так что горящие травы и веточки рассыпались в разные стороны. Он старался сдвинуть их снова, но, несмотря на все напряжение его, дрожь продолжалась, и ветки бесполезно рассыпались. Каждая ветка в отдельности гасла, выбрасывая клуб дыма. Добыватель огня потерпел неудачу.
Он апатично посмотрел вокруг себя. Взгляд его случайно упал на собаку, сидевшую на снегу по ту сторону развалившегося костра. Собака беспокойно переминалась с ноги на ногу и с какой-то тоской раскачивалась взад и вперед.
Вид собаки внушил ему дикую мысль. Он вспомнил рассказ про человека, который, будучи занесен вьюгой, убил вола, влез в его тушу и таким образом спасся. Он убьет собаку и засунет руки в теплое тело, пока оцепенение не покинет их. Тогда он сумеет развести новый костер. Он заговорил с собакой, подзывая ее к себе. Но в его голосе прозвучала странная боязливая нотка, которая испугала животное, никогда прежде не слышавшее, чтобы человек говорил таким тоном. За этим что-то скрывалось, и собака почуяла опасность. Какую? Этого она не знала; но как-то где-то в ее мозгу выросло недоверие к человеку. Она опустила уши при звуке его голоса и стала казаться еще беспокойнее. Но подойти к человеку она не хотела. Он стал на четвереньки и пополз к собаке. Эта необычная поза опять-таки возбуждала подозрение, и собака слегка отодвинулась в сторону.