Любовь к жизни. Рассказы

– Она была еще более красива, прежде чем тьма спустилась на нее, – мягко сказал Лон. – Она была истинным Золотым Лучом. Она переворачивала сердца всех мужчин… и головы тоже. Она с трудом вспоминает, что я когда-то победил на гонках в Доусоне, – я, который любил ее и слышал от нее, что она меня любит. Красота ее заставляла всех мужчин в нее влюбляться. Она бы, наверное, получила от Париса яблоко, и никакой бы Троянской войны не заварилось[88]; да вдобавок она еще вскружила бы голову и самому Парису. А теперь она живет во мраке. Золотой Луч, которая всегда была непостоянной, теперь в первый раз стала верной – верной призраку, мертвецу, смерти которого она не сознает.

Вот как это случилось. Вы помните, что я говорил вчера ночью о Дэйве Уолше, о Большом Дэйве Уолше? В нем было все, о чем я говорил, и еще больше, много больше. Он явился в эту страну в конце восьмидесятых годов. По сравнению с вами это пионер. Ему было тогда двадцать лет. Он был молодым бычком. Когда ему стало двадцать пять, он мог поднять с земли тринадцать пятидесятифунтовых мешков муки. Сначала каждую осень выгоняла его вон голодовка. В то время это была пустынная страна. Ни речных пароходов, ни пищи – ничего, кроме туш лосей и следов кролика. Но после того как голод выгонял его три года подряд, он сказал, что ему это надоело; и в следующем году он остался на месте. Он жил на одном мясе, когда ему удавалось добыть его. В ту зиму он съел одиннадцать собак; но все-таки остался. Он остался еще на одну зиму, и еще на одну… Он больше никогда не покидал этой страны. Он был быком – большим быком. На тяжелой работе он мог перещеголять самого сильного человека в стране. Он мог пронести больше груза, чем чилкутский индеец, и грести дольше туземца до Стика. Он мог путешествовать пешком с мокрыми ногами, когда термометр показывал пятьдесят ниже нуля; а это, скажу я вам, хорошее мерило живучести. Вы бы отморозили ноги при двадцати пяти, если бы замочили их и пытались продолжать путь. Дэйв был быком, что касается силы. А между тем он был мягок и обладал покладистым нравом. Всякий мог его уговорить; худший негодяй в лагере мог обманом выманить у него последний доллар.

«Это меня не смущает, – смеялся он сам над своей податливостью. – Я не провожу из-за этого бессонных ночей». Но не воображайте, что он был мягкотелым. Вы помните рассказ о медведе, за которым он погнался с маленьким ружьишком? Когда дело доходило до боя, Дэйв был страшнее всех. Он был покладист и добр со слабыми, но сильные должны были уступать дорогу, когда он проходил. Он был мужчиной, которого любили мужчины, – а это наивысшая похвала, мужчиной для мужчин.

Дэйв не принимал участия в большом состязании на быстроту заявки в Доусоне, когда Кармак открыл прииск в Бонанзе. Дэйв, видите ли, был как раз тогда на Маммоновой речке и сам исследовал ее. Он открыл Маммонову речку, – сделал на ней заявку, добыл из нее восемьдесят четыре тысячи и расширил прииск настолько, что он обещал на будущий год дать пару сотен тысяч. Когда наступило лето и почва стала топкой, он отправился вверх по Юкону в Доусон, чтобы поглядеть, как выглядит прииск Кармака. И там он увидел Золотой Луч.

Я помню тот вечер. Я всегда буду его помнить. Это произошло мгновенно, и невольно содрогаешься при мысли о том, как сильный мужчина в полноте своей мощи был сражен одним взглядом нежных глаз такого слабого белокурого женского существа, как Золотой Луч. Это произошло в бараке ее отца, старого Виктора Шове. Кто-то из друзей привел туда Дэйва, чтобы поговорить о закладке города на Маммоновой речке. Но он мало говорил; а то, что он говорил, походило на тарабарщину. Я говорю вам: один вид Золотого Луча совсем одурманил Дэйва. Старый Виктор Шове уверял после его ухода, что Дэйв был пьян. Так оно и было. Он был пьян, но Золотой Луч – вот тот крепкий напиток, который мгновенно опьянил его.

Этот первый брошенный на нее взгляд решил все дело. Он не пошел вниз по Юкону через неделю, как предполагал прежде. Он проваландался в Доусоне месяц, два месяца, все лето. А мы, которые тоже страдали, понимали его и следили за тем, чем это кончится. Нам казалось несомненным, что Золотой Луч нашла своего господина. А почему бы и нет? Дэйв Уолш был весь залит романтическим светом. Он был королем Маммоны; он открыл Маммонову реку. Он был старым волком, одним из старейших пионеров в стране. Люди оборачивались, когда он проходил, и говорили друг другу благоговейным шепотом: «Вот идет Дэйв Уолш». А почему бы и нет? В нем было шесть футов и четыре дюйма. У него тоже были белокурые волосы, кудрями спадавшие на шею. И он был быком – быком с желтой гривой; ему пошел тогда тридцать первый год.