Несколько успокоившись, Лидия Николаевна с опаской огляделась и спросила:
– Сыночек, ты как здесь? Тебя выпустили?
– Вроде как, – ответил тот. – Мам, ты что, специально встречать меня пришла?
– Не-ет, – прерывисто вздохнула Лидия Николаевна головой. – Удачное совпадение. Я тебе передачку принесла, а у меня не берут. Говорят, что сегодня неприёмный день. Я и у начальника милиции была, и у прокурора…Везде отказ. И вдруг…
– Мам, – спохватился Кондрашов, – чего мы здесь-то застряли? Ну их!
И в автобусе, следовавшем от Ильска до Нижней Замараевки, сын правдиво отвечал на расспросы матери. Больше всего Лидия Николаевна была потрясена тем, что её Юрий действительно застрелил волкодава.
– Я не верила…А, выходит, правда, – огорчённо вздыхала Лидия Николаевна. – Не надо, сы
ночка. Никогда больше так не поступай. Не делай зла ни собакам, ни людям. Собака же ни при чём. Какие хозяева, такая и собака. Помнишь, крестьянская собака спасла дочку цыганки Азы и цыгана Ноно?– Помню.
– Во-о-от. Просто сейчас время собачье, которое всех выводит на чистую воду. Папа же не зря говорил, что оно-то и проявило сущность Казимира и Властилины.
– До меня уж дошло, – повинился сын. – При случае я перед…Ниной извинюсь. За всё…
– А Нина сбежала, – известила Лидия Николаевна сына.
– Как сбежала? Куда сбежала?
– Сбежала с Лукиным в большие города. Отцу с матерью она оставила записку, что станет карьеру певицы делать. И с собой забрала родительские деньги. Много. Доллары. Казимир с Властилиной хотели покупать какую-то недвижимость, и все деньги со счёта в банке сняли, да ещё и в кредит залезли.
– Вот это да! – удивился Кондрашов. – Жалко…Что-то теперь с нашим ансамблем будет?
– Осунулся ты! – бережно провела Лидия Николаевна по щеке сына. – Даже щетина появилась…
– Нервотрёпка, – лаконично прокомментировал тот. – Да ночь не спал. А поспал бы я с пребольшущим наслаждением.
Глава шестая
1
Не успел дома Кондрашов с наслаждением припасть к самой мягкой на свете подушке, как его кто-то принялся неумолимо тормошить. Он через силу разомкнул веки: у входа в затемнённую комнату стояла его мама, а рядом с ним на краешке кровати сидел Кропотов и приговаривал: «Вставай, соня, а то состаришься».
– Витёк, – жалобно попросил Юрий, – оставь меня в покое, а…Я только задремал, а ты меня будишь.
– Какое «задремал», – наигранно удивляясь, пристыдил его друг. – Мы с Лидией Николаевной прикинули, так получилось, что ты двадцать часов без передыху храповицкого задаёшь.
– Скажешь тоже! – не поверил засоня, приподнимаясь на локоть. – А который час? У нас сегодня что?
– Где я? Кто я? Что со мной? Люди, ау-у-у! – необидно передразнил его Виктор. – Вставай, да начинай трамбовать свой подвесной бачок, – погладил он его по животу, – а то худой, что велосипед.
– Мам, он разыгрывает, да? – взглянул Кондрашов на Лидию Николаевну.
– Поговорите, ребятки, поговорите, – интригующе вымолвила та, и удалилась на кухню.
– Ладно, – проворчал юноша, обращаясь к другу. – Раз не даёшь спать, так хоть свет включи.
Кропотов щёлкнул выключателем, а когда развернулся, Юрий ахнул и чуть не свалился с кровати: у Виктора лицо было распухшим, словно арбуз.
– Эге-гей! Ни чё се! – по-кропотовски вскричал он. – Витька, ты что, в аварию попал!
– Да это всё – семечки, – вдруг засмущался подобно воспитаннице из института благородных девиц всегда такой разбитной шофёр. – Я щас всё тебе обскажу, а ты мне, до кучи, зуб выбьешь. Лады?
– Куда тебя ещё-то бить? – глупо хихикнул ничего не понимающий Юрий. – Говори уж.
– Короче, вот какая хренотень отчебучилась, – заговорил Кропотов, с шумом втягивая в себя воздух через болезненно запухшие губы. – Ты как хлобыстнул дверью, мы тоже засобирались. У Хорина же без очков в шарах ни зги. Слепой крот без поводыря. Да ещё бухой. Короче, оставили его там, а девок я проводил в Ильск.
– Да это я уже знаю.
Ну вот, – проглотил Виктор тягучую слюну, – в родимой хате завалился я дрыхнуть: в пять же у нас с Бурдиным рейс в Среднегорск. Валяюсь я, значит, просроченной колбасой, порчу воздух, а сон нейдёт – дюже меня этот буржуй раздраконил. Да и перед тобой срамно: лепшего кореша не поддержал. Кумекаю, что если этому понторезу внагляк начистить рыло, то посодят. И далеко посодят.
– Так-так, – начиная что-то понимать, опустил Кондрашов ноги с кровати на пол.
– Поскрёб-поскрёб я свою репу, да и дёрнул до хижины на пару с монтировочкой. Подплываю…Вокруг темнота офигенная! Но…Чу! – следопытом, идущим по тропе войны, сигнализирующе поднял руку Виктор. – «Джипик» серебристо так кучерявится. «Ах ты, моя лапушка!» – говорю я ему. Да кэ-эк дребалызну монтировочкой ему в лобешник! А стекляшечка хоть и заграничная и сталистая, да ведь ты знаешь, Кон, мой ударчик справа…Тут сирена как забазлает – я чуть под себя не сходил! Аж реноме в штанах съёжилось. Я и рюхнулся крутым намётом оттеля.
– Витё-ё-ёк! – обессиленно простонал юноша, – так это ты…