Любовь как сон

Боже, опять шампанское.

Джеймс налил полбокала и протянул ей.

– Ты так и будешь сидеть, вцепившись в скамейку?

– Очень смешно. Да.

– Ты права. Если капсула оторвется и мы плюхнемся в Темзу, ты, скорее всего, выживешь, если будешь держаться за скамейку. Доплывешь до берега, сидя на ней, как на плотике.

– Ну тебя.

Джеймс поставил бокал на скамейку и придерживал его, пока Анна не собралась с духом и не протянула одну руку. Манера Джеймса – шутки в сочетании с искренней заботливостью – нравилась ей. Он вернулся к окну, а она быстро отпила шампанского, стукнувшись зубами о стекло. Еще два глотка – и шампанское закончилось.

– То есть, конечно, мне нравились некоторые парни… – О нет, теперь она заговорила под воздействием высоты и спиртного. – Но не могу сказать, что когда-либо испытывала всепоглощающее чувство безмерной любви к одному-единственному человеку. Иногда кажется, что я жду уже целую жизнь. Жду того, кто поймет меня, и мы будем как лучшие друзья… и нам не надоест держать друг друга в объятиях.

Джеймс повернулся к ней.

– Сомневаюсь, что такая любовь существует где-то за пределами романтических фильмов. А если да, то заканчивается через неделю.

– Спасибо, порадовал.

– Ну извини. Не спрашивай мнения о романтике у мужчины, которому изменила жена.

– Она ушла к другому?

– Да, он манекенщик, и ему двадцать три. Теперь я понимаю, как себя чувствуют первые жены рок-звезд.

– Он красивый?

– Нет, это манекенщик-урод, у него голова как дыня. Разумеется, он красивый! Спасибо, что напомнила.

Оба рассмеялись, и тут Анна догадалась, что Джеймс вспоминает о жене. Смех угас. Джеймс Фрейзер, который чувствует себя физически непривлекательным… ничего себе.

– Думаешь, вы с ней помиритесь? – спросила она.

– Не знаю. Совсем недавно я бы осторожно сказал «да». А теперь… не знаю.

– Но ты этого хочешь?

– Очевидно, хочу. Сам не знаю почему.

– Потому что ты испытываешь всепоглощающую романтическую любовь к одному-единственному человеку?

– Потому что я вечный козел отпущения. – Они вновь замолчали. – Ладно, давай набросаем для тебя новый профиль. Анна, историк…

– Такое ощущение, что мне шестьдесят восемь и я пользуюсь машинкой для выдергивания волос из носа.

– «…но я вовсе не старушенция, которая пользуется машинкой для выдергивания волос из носа. Представьте себе женщину, которая бесстрашно вскрывает проклятую гробницу мумии. В руке у нее факел, а рядом Индиана Джонс».

– Ты описываешь археолога.

– Не мешай. Закончим вот так: «Я красива. Ненавижу кошек. На завтрак предпочитаю омлет в булочке. Позвони!»

Она расхохоталась.

Красива? «Не так уж красива и не в моем вкусе».

– Да, у тебя отлично получается.

– Слышу в твоем голосе сомнение, – с улыбкой заметил Джеймс. – Между прочим, на мне масса ответственности. Я веду блоги в социальных сетях за всех своих клиентов. Одно неловкое движение – и «Ортопедические стельки Шоллса» вылетят в трубу.

Ура, ура, наконец-то кабинка опустилась.

Выходя, они продолжали смеяться. Анна и забыла, что они пришли с компанией.

– Хорошо прокатились? – с явной насмешкой поинтересовался какой-то низкорослый жилистый тип в ярко-зеленом пальто, берете и клетчатых брюках.

Анна заметила особое выражение на лицах компании. Оно было ей незнакомо. Настолько незнакомо, что лишь через несколько секунд она поняла, что это такое.

Зависть.

Правда? Коллеги Джеймса завидовали их уединению, мнимому роману и интимным шуточкам на двоих?

Как легко исцелиться от зависти, если узнать прозаическую истину.

42

Джеймс не думал, что ему понравится в боулинге, но, когда они отправились в ретро-бар в «Олстар-лейнс», оказалось очень весело. Пусть даже его посещали запоздалые мысли типа «Ну что ты делаешь?» – присутствие Анны действительно украсило вечеринку.

Она прекрасно общалась со всеми – дружелюбная, раскрепощенная, безыскусная. Правда, поначалу Анна держалась настороженно, но с помощью алкоголя наконец обрела почву под ногами. Когда она инстинктивно сосредоточилась на Лекси как на самом приятном человеке среди присутствующих, Джеймс одобрил вкус своей спутницы.

Он представил, как вела бы себя Ева. Наверное, слушала бы Рамону или Гарриса с загадочным и немного осуждающим выражением лица, как у кошки-сфинкса. Затем, вернувшись к Джеймсу, сказала бы несколько пренебрежительных слов, от которых он бы занервничал, хоть и порадовался бы тому, что ему составляет компанию самая клевая девушка в компании. Ему следовало догадаться: Ева всегда давала понять, что и он тоже ее недостоин.

Джеймс попытался представить себе самое лучшее качество Евы, в котором не было бы ничего поверхностного, наносного, способного впечатлить подростка. Доброта? Мимо. Заботливость? Хм. Ну, в общем, он встречался не с социальным работником и не с волонтером на кухне для бедных. И необязательно было всю силу эмоций тратить на жалость к себе.

Когда Джеймс позвонил своей сестре Грейс, чтобы рассказать об уходе Евы, та заявила: «По-моему, она всегда тобой пренебрегала. Но тебе такие нравятся». – «Правда?» – удивился он. «Ну да. Стервозные. Как женщины, так и мужчины».