Любовь как спасение

Как ни странно, первым сдался Марат. В середине мая, накануне Надеждиного дня рождения, он предложил ей новый план. Она приглашает Сергея к себе, Марат тайком фотографирует их вместе, потом он показывает фотографии Бэле. Если уж это ее не убедит, тогда все: он, Марат, умывает руки. Пусть родители сами, как хотят, с ней разбираются. В конце концов он может потерять любимую девушку. Надежда слушала его и не верила своим ушам: Марат собирается фотографировать ее с Сергеем, да так, чтобы окончательно скомпрометировать его в глазах Бэлы? Как же она, Надежда, должна вести себя в кадре, чтобы компромат получился убедительным? Скорее всего, Марат уже потерял любимую девушку, только не хочет себе в этом признаться. Или отказался от нее? И причем тут родители? В тот день Марат проговорился, впервые сказав об их участии в заговоре, и Надя это услышала. Вот тогда ей стало страшно по-настоящему: значит, это и не шутка вовсе, вполне взрослая игра?

Как бы там ни было, история требовала развязки, и Надежда согласилась. И опять все продумали до мелочей. Надежда встречает Сергея у подъезда, Марат сидит в кустах и снимает начало главного сюжета. Потом он будет фотографировать в квартире всякий раз, когда удастся сделать это незаметно. Надежде отводилась роль не только героини-любовницы, но и режиссера: выстраивать мизансцены так, чтобы Сергей не увидел Марата.

Сергей вышел из такси в элегантном темном костюме с роскошным букетом ее любимых роз — странного цвета, словно в розовый добавили пепла. Надежда стояла возле подъезда, не в силах сделать ни шагу, и, не отрываясь, смотрела на Марата, затаившегося в кустах. Он махал ей руками — мол, отвернись, не смотри сюда, не получалось — словно оцепенела. Как она ни готовилась к этому дню, как ни уговаривала себя, что это последнее ее выступление в этой грязной затее, ничто не помогло. Ей казалось, стоит пошевелиться, и ее вытошнит от омерзения, от лжи, в которой она жила последнее время, от ненависти к ним обоим… Сергей невольно проследил ее взгляд. Объектив был направлен прямо на него. Он все понял. Схватил ее за руку, силой втолкнул в такси, которое не успело отъехать, и с остервенением захлопнул дверцу. Бывалый, видимо, шофер, безропотно включил зажигание. В окне маячила растерянная фигура Марата с фотоаппаратом в руках. Машина уже тронулась, когда Сергей открыл дверцу и швырнул розы в огромную грязную лужу. Надежде показалось, что все лучшее, что было в ее жизни — в их с Сергеем жизни, — полетело в грязь.

Надежда не слышала адрес, который Сергей назвал таксисту, не узнавала улиц, по которым тот на огромной скорости гнал машину, не знала и даже не пыталась узнать, куда и зачем ее везет Сергей. Ей хотелось только одного: уснуть крепко-крепко. И чтобы потом, когда проснется, все было в прошлом. И они — Сергей и Марат — больше никогда бы не появлялись в ее жизни. Сколько времени прошло в полудреме? Взвизгнули тормоза, и она опять почувствовала на запястьях сильные пальцы Сергея. Он зря старался, она и не пыталась сопротивляться. На каком-то этаже он открыл ключом какую-то дверь и втолкнул ее внутрь. В квартире было темно и душно, плотно задернутые шторы надежно отгородили ее от остального мира. Только свет, вспыхнувший под потолком, привел ее в чувство. Сергей, бледный, с горящими темным свинцом глазами, срывал с себя одежду. На полу уже валялись пиджак, рубашка…

— Ах ты, дрянь, Мата Хари сопливая! Меня, тридцатилетнего мужика, провести решила. Я с ней, как с принцессой, к маме ехал руки просить… — «Молния» на брюках никак не хотела расстегиваться, он рвал ее изо всех сил, но она не поддавалась. — Раздевайся! Я тебе покажу принцессу! — голос Сергея то гремел, то срывался на фальцет.

Но, странное дело, Надежде не было страшно. В ней опять, как пару месяцев назад, проснулась умная и коварная женщина. Она точно знала, что ее спасет в такой ситуации — спокойствие и расчет.

— Не волнуйся, я сейчас разденусь, сейчас-сейчас… — Она спокойно расстегнула и сняла блузку, взялась было за юбку. На какое-то мгновение Сергей отвернулся от нее, чтобы лучше рассмотреть, что же случилось с «молнией». Этого было достаточно: она опрометью бросилась к двери, которую Сергей, на ее счастье, забыл запереть. Она неслась вниз как сумасшедшая. Ступеньки, перила — один пролет, ступеньки, перила — второй, третий. Входная дверь, сзади голос Сергея: «Стой! Кому говорю — стой!» А потом дерево, огромное, раскидистое. Она спряталась за стволом, в тени, и боялась дышать. Сергей, застегивая на ходу рубашку, метался рядом. А потом, словно что-то решив для себя, резко повернулся и ушел в подъезд.

Домой Надежду привез владелец новеньких белых «Жигулей». Он не спрашивал, почему молодая девушка бродит по Москве в одном бюстгальтере, не спрашивал, нужна ли помощь. Он дал ей выплакаться, проводил до квартиры и даже нажал на звонок. Мама, добрая, умная мама, тоже не стала задавать вопросы. Накапала валерьянки, отправила в душ, а потом в постель. И долго-долго, пока не затихли всхлипы и Надежда не уснула, сидела рядом.