Любовь как спасение

— Они добыты честным путем, не сомневайся. Я похож на грабителя?

— Не похож, но… — Данфельд действительно не был похож на грабителя.

— Мне дала их одна добрая женщина, моя знакомая. Она вдова знаменитого архитектора, очень богата и очень любит помогать людям. Вот я и позволил ей сделать доброе дело.

— И что ты ей сказал?

— Правду. Только правду. Сказал, что у меня больное сердце и для лечения нужны деньги. Она сама дала мне три тысячи, я не просил. И дала их с радостью, поверь.

— А что у тебя с сердцем? — Катерина уже забыла про саксофон, и Марат слушал их разговор, замерев от страха. — Лучше поедем к врачу, а не за саксофоном…

— Даже не знаю, как тебе это объяснить. Мне было лет двенадцать-тринадцать, когда я узнал очень страшную для себя вещь…

— Какую? — выдохнул Марат.

— Что я — потомок древнего рыцарского рода, но никогда не смогу увидеть свой родовой замок…

— Почему? — Марат готов был расплакаться от жалости к Данфельду сию же минуту.

— Потому что у меня нет на это денег, даже на билет. И у отца моего тоже нет денег, только замок и остался. И тот разрушается, я могу не успеть…

Теперь уже была готова расплакаться и Катерина.

— А сердце?

— Вот тогда что-то и случилось с моим сердцем. Врачи не понимают, что именно, но оно все время ноет, болит. И как мне помочь, они не знают. Зато знаю я.

— Как? — Марат и Катерина спросили одновременно.

— Тебе хватит полутора тысяч на приличный саксофон? Думаю, хватит, а на остальные я поеду в Австрию. Там, в горах, все пройдет — я уверен. Ну что, вперед за инструментом?

— Вперед! — Марат был счастлив, что все так просто разрешилось.

— А что это за женщина, вдова архитектора? — первый раз за все время знакомства с Данфельдом в сердце Катерины закралось сомнение.

— Женщина с добрым сердцем. У нее никого нет, — Данфельд рассказывал с явной неохотой. — Я познакомился с ней прошлым летом. Мы подружились.

— Молода, умна, хороша собой? — Катерина понимала, что спрашивает лишнее, но не могла остановиться.

— Молода — не очень, за сорок. Но умна и красива.

— И ты часто берешь у нее деньги?

— Первый раз. Но тебя это не касается, — Данфельд не собирался давать ей отчет. — Марат, ты готов?

Это была первая кошка, пробежавшая между ними. К счастью, небольшая, совсем котенок, и она не оставила следов.

* * *

В первых числах августа Данфельд улетел в Австрию. Конечно, обещал звонить и обязательно вернуться к началу учебного года. У них с Маратом были большие планы — и планетарий, и кружок… Уже начался октябрь, но Данфельд не появлялся. Сначала Катерина просто ждала его, спокойно считала дни, потом стала волноваться, искать информацию об авариях в Москве и Австрии, об авиационных катастрофах — ничего. К концу сентября вдруг решила: он обычный гастролер, альпийский дух, прилетел — улетел… И ждать его нечего. И незачем. Но она не могла его не ждать. Марат ни о чем не спрашивал, хотя было видно, что он скучает по Данфельду.

Неожиданно часто стал приходить Илья — и по всему было видно, что навещает он не только Марата, но и ее, Катерину. Даже больше ее, чем сына. Приходил с цветами, с ее любимыми пирожными, делал комплименты и даже хвалил Катеринину стряпню, чего не делал даже в их прошлой супружеской жизни. Его мама — вот кулинарка, а жена — так себе, чтобы с голоду не умереть, и вдруг все изменилось. Катерина не знала, радоваться этим переменам или пусть лучше оставит в покое, не бередит ее одиночество. Как-то даже попросил разрешения остаться на ночь, но она отказала — ее постель еще помнила Данфельда.

Она возвращалась из школы, когда позвонил Илья.

— Привет! Как дела? — его голос звенел серебряным колокольчиком, что особенно раздражало Катерину — чему радуется?

— Нормально, — буркнула она в ответ.

— Не возражаешь, если я заеду вечером, деньги привезу на Марата? Приготовь чего-нибудь вкусненького, из баранинки — я такой голодный…

— Приезжай, — старалась говорить спокойно, но в душе все клокотало: «Ну почему я должна ему готовить ужин, почему? На Марата он деньги привезет, а за ужин — за баранинку — кто будет платить? Ненавижу себя за это, тряпка, чистоплюйка… И что ему от меня надо? Девки длинноногие надоели, что ли?»

Но выхода не было — в кошельке скучала последняя купюра, разве что на баранину. Катерина свернула на рынок. Шла между овощными рядами, продолжая ругать себя за бесхарактерность почем зря. До прилавков с мясом оставалось всего несколько шагов, и вдруг — как тогда, в бутике:

— Мадам! — В ее душе ухнуло: «… уже падают листья…» — Мадам! Купите картошку! Своя, с собственного огорода. Сорт «Синеглазка» — подойдет и для супа, и на второе.

Катерина узнала его сразу, она узнала бы его из тысячи таких же обветренных и простецки одетых продавцов картошки — это был Данфельд. Он смотрел на нее и улыбался, совсем не смущаясь своего вида, не удивляясь встрече. Такой чудной — в вязаной шапке, старенькой куртке, небритый, с грязными руками — и все равно фон дер Данфельд! Катерина не знала, что говорить, — просто смотрела на него, не веря своим глазам.