Любовь как вредное пристрастие (СИ)

Я в ожидании замер, а Нелли, когда справилась с собой, продолжила дрожащим голосом.

— Вчера я встречалась с Маргаритой, твоим секретарем. Она сама позвонила мне, попросила о встрече… Эта история, что она мне рассказала… В общем, она началась еще зимой. Эта девушка, Надя Проклова, всерьез полагала, что у нее получится… привлечь твое внимание. Но вызывала у тебя только раздражение. К ее великому сожалению и досаде. Поэтому решила так отомстить. Подстроила какую-то поломку машины, а потом воспользовалась тем, что ты отвлекся. Засунула в карман твоей куртки… То, что я нашла потом. А мой номер телефона ей помогла достать подруга… Все это где-то недели две назад узнала Маргарита. Она случайно подслушала разговор в дамской комнате…

Ссутулившись, сжавшись почти в комочек, Вишневецкая закрыла лицо руками.

— Ты был совершенно прав. Во всем прав! Я должна была верить тебе, а не какой-то злой анонимной эсэмэске. Должна была отбросить прочь всю неуверенность, ложные представления, сомнения. Но не сделала этого. И теперь расплачиваюсь.

Я уложил трещавшую голову на спинку дивана, наблюдая, как подрагивают плечи жены, слыша ее приглушенные рыдания. Переваривал услышанное.

Если отбросить всякие там «слезами горю не поможешь» да «все мы задним умом крепки», то Прокловой определенно конец. Ради того, чтобы с треском ее вышвырнуть из компании, я протрезвею, воскресну и вернусь на работу. Что касается Нелли… Видеть ее любой тяжело: и жестокой, и сломленной, и любимой женой. Не хочу ее видеть… И не в обиде дело. Или как раз в обиде?

Внутри вызревала тошнотворная пустота, усталость и тотальное равнодушие, я сглатывал горечь и подумывал, что сейчас самое время послать все нахрен и наконец отпустить себя, сделать что-то… например, разгромить квартиру, а потом лечь спать. Или рассмеяться прямо в лицо посыпающей голову пеплом Элеоноре Романовне и заявить, что она виновна в двойном убийстве: и своего, и моего счастья.

Но мой пофигизм, похоже, окончательно завалил волю. Молча я оторвал больную голову от спинки дивана, медленно поднялся и отправился в спальню.

— Егор, — окликнула меня слабым голосом Нелли. — Ты так ничего и не скажешь?

— Скажу. Спокойной ночи. Дверь захлопни за собой, будь любезна.

Язык еле ворочался. И я даже не обернулся.

Следующие сутки мне было паршиво. Мягко выражаясь. Организм извращенно мстил за попустительство и требовал немедленно дать священную клятву про «больше ни капли». Спорить с ним не стал. Как только разгребусь и оклемаюсь, необходимость топить печали в компании бутылок исчезнет. В конце концов, свою жизнь можно просрать и по-другому, не похохатывая над каламбуром про посадить дерево и печень.

А Вишневецкая не ушла. Никогда не замечал прежде, насколько эта женщина может быть твердой, жесткой… Просто гребаная доминатрикс. Ей бы кожаные корсетик, трусики и плеточку — и образ был бы завершен. Повернись, переоденься, сядь, поешь, сходи в душ, выпей это, прими то, возьми себя в руки и больше никогда не смей пропадать и даже думать забудь об алкоголе… Не ошибусь, если скажу: торопился встать на ноги еще и потому, чтобы уже с полным правом вытолкать ее из квартиры Пашки.

Она терпеливо поила меня бульоном и минералкой, поддерживала, когда вставал, чтобы добрести до туалета, заботливо подтыкала плед, убиралась и стирала. Можно было бы восхищаться таким милосердием к поверженному, но хотелось, чтобы Элеонора Вишневецкая просто исчезла. Ведь нельзя же долго забивать гвозди в гроб отношений, а потом, узнав, что они, оказывается, живы-здоровы, рвануть вверх крышку и орать: «Вставай! Я тебя люблю!»

Поздно. Все уже скончалось в муках от асфиксии.

В шесть утра в понедельник я проснулся свежим как огурчик. На десять минут раньше будильника. Чувствовал себя бодрым и… живым, что самое главное. Сегодня предстоит великий день!

Натянув домашние брюки, первым делом проверил, тут ли еще Нелли. Оказалось, тут. Спала на диване в гостиной. Темные волосы разметались по жесткой диванной подушке, одна из ладошек так по-детски трогательно подложена под щеку, но Элеонора хмурилась во сне, что говорило: снится ей что-то совсем не детски-радужное. Возможно, я.

Внимательно рассматривал жену, цепко и пристально. Что же я нашел в ней?.. И что теперь делать с женщиной, разодравшей в клочья наши с ней жизни из-за какой-то дрянной шлюшки?

Тьфу! Ненавижу философские вопросы. Я нашел в ней ее. Всю. И закончилось все тем, чем закончилось. Если что-то не нравится, давай вперед — засуди бытие.

Внезапно и непрошено вспомнилась наша первая с ней ночь… Ее робкие, осторожные ласки, волнение и любовь в огромных глазах, смотревших на меня так, что хотелось сорвать с неба все звезды и положить к ее ногам, фееричная и долгая прелюдия, закончившаяся сексом, окончательно доказавшим мне: мы созданы друг для друга, мне не нужно ничего и никого другого…

Стиснув челюсти, я зажмурился, а потом отвернулся, вышел из комнаты.

Пусть она спит. Я тихо соберусь и уйду.