Она вдруг сильно обняла его, обхватив шею руками, и прижалась губами к губам Вячеслава. Не то, чтоб умело, но да, явно помня все, что он показывал ей на той крыше. Он застонал, обхватил ее затылок, сильнее прижав к себе, к своему рту, и опять погрузился языком в ее рот.
— Бусинка моя, — его руки сами скользнули ниже, обхватив ее грудь, пальцы потерли соски.
Она выгнулась, застонав в его рот. И он почувствовал, как участилось дыхание его малышки.
— Вячеслав… — с той же хныкающей тоской в голосе, которая уже раз сорвала ему крышу напрочь, протянула она. — Мне… Это нормально, что мне опять хочется? — не глядя на него, покраснев, все-таки спросила она достаточно внятно и громко.
Блин, ему, наверное, не стоило бы так лыбиться.
— Тебе больно будет, Бусинка. Мы подождем, — заметил он, пряча улыбку тем, что добрался ртом до ее груди.
— А тебе не хочется? — с недоумением спросила она, проводя пальцами по его голове.
Вячеслав не выдержал, рассмеялся, поднял голову, глянув ей в глаза.
— Девочка, я из-за того, что тебя хочу, уже год спать нормально не могу, так что еще ночь как-то перетерплю, тем более что ты моя, и не денешься никуда уже, — он с довольством осмотрел ее всю.
— Но… — Бусинка наклонила голову к плечу.
Боров улыбнулся, узнав свой жест. И вдруг его что-то стукнуло. Опять, по ходу. Вот, глядя на нее, всю такую мокрую в каплях, разомлевшую и распаренную, Вячеслав вспомнил все свои косяки за сегодня. Впрочем, это не помешало ему по новой завестись с полоборота. И стояк был такой, словно он и не брал ее меньше часа назад.
— Повернись, — севшим голосом велел Боров, дернув застежку мокрых джинсов.
Бусинка помедлила только секунду, с удивлением глянув на него. И послушно повернулась лицом к стене. Вячеслав переступил край ванны. Впритык подошел к малышке. Обхватил ее бедра и дернул Бусинку на себя, упершись членом чуть пониже соблазнительной попки, которую он еще и не рассмотрел толком так, как хотелось. Но сейчас он не тем собирался заняться.
— Иди сюда, Бусинка.
Не позволив ей развернуться, Вячеслав сжал ее запястья и заставил поднять руки, забросив их себе на шею. Ладонями скользнул по мокрой коже. Накрыл одной рукой грудь, вырвав у малышки легкий вздох. Скользнул ниже, к животу, погладил. И надавил, заставив прогнуться так, чтоб устроиться членом у нее между бедер. Не входя внутрь тела малышки, каким бы сладким и желанным это ему сейчас не виделось. Но и мучить ее лишний раз Боров не хотел. Заставил малышку сжать ноги, показывая, чего хочет от нее. И после этого провел пальцами, стирая капли воды с кожи, пока не добрался до низа ее живота. Надавил, накрыв ладонями мягкие складки. И скользнул пальцем между ними.
Агния задыхалась. Смена страха, отчаяния, радости и почти восторга от того, что он сказал ей, что пообещал — и так было много для нее после всего. И новое возбуждение, вдруг всколыхнувшее, поднявшее внутри все, что затаилось после прошлого раза, так и не найдя выхода.
А теперь, когда он начал касаться ее, гладить — она совсем понимание чего-либо потеряла. Агния растворилась, потерявшись в струях теплой воды, в прикосновении губ Боруцкого, целующих, покусывающих ее затылок под волосами. В движениях его тела, не очень ей понятных, вызывающих недоумение тем, что он так и не погружался внутрь нее. Но больше всего ее сбивало с толку прикосновение его пальцев к ее телу. К таким чувствительным точкам в ней, о которых Агния и не знала. Она пыталась отодвинуться, как-то уменьшить давление, напор, трение, но Вячек не позволял, не отпускал. Не давал сдвинуться и на сантиметр, продолжая свои настойчивые движения.
И это было больше, сильнее того, что она уже испытала. Напряжение внизу ее живота закрутилось, сжалось в такую спираль, стало таким невыносимым, что когда он изменил ритм, надавив и задержав пальцы — Агнии показалось, что она действительно взорвалась.
И она не слышала ни свой тихий крик, ни того, как повторяла в этом крике его имя, ни шума воды, ничего уже. Только пульсацию крови в ушах и безумно сладкую дрожь в каждой мышце, в каждой клетке тела, которое стало слабым-слабым. И даже сомнения уже не возникло, что уж вот это — оргазм. Однозначно.
Он подхватил ее, не дал сползти, удержав. И это было хорошо, потому что Агния не устояла бы. Она покорно опиралась на него, подчиняясь, когда Вячек вдруг прижал ее к стене животом, сжал бедра ладонями и еще несколько раз сильно толкнулся между ее кожей. И сам обмяк, придавив ее всем телом к кафелю. Агния подчинялась. Ей было слишком хорошо, чтобы пытаться на что-то влиять.
Глава 24
Просыпаться не хотелось, она устала, пытаясь занять каждую минуту в течение дня. Но что-то тревожило, заставляя ее ворочаться, что-то не давало полноценно уснуть. Смирившись, Агния открыла глаза, даже благодарная в чем-то за этот всплеск чувств, интереса. Она сейчас боролась за любое отличие от серой, пассивной и апатичной мглы, поджидающей, чтобы наброситься на нее, стоило только Агнии дать себе минутку отдохнуть.