Любовь как закладная жизни (СИ)

Она никогда и не думала пробовать наркотики, если честно. В мыслях не было. Чего не скажешь о стремлении и попытке к суициду, которую она предприняла, потеряв ребенка и искренне веря в то, что и муж мертв. Агния не видела никакого смысла в жизни и пыталась покончить с той. Шамалко же решил, что это для нее слишком легкий путь и выход. И, более того, он не видел причины терять возможности еще и заработать на ней, попутно с измывательствами. Тогда и начал добавлять ей что-то. Сначала Агния не могла понять, что происходит. Нет, она не испытывала эйфории или приступов беспричинного счастья, никакого кайфа, во всяком случае, в том понимании, в котором это ранее представлялось ей. Но боль и горе будто отдалились. Она не стала лучше относиться к жизни. Но погрузилась в апатию. Ей стало все равно. Но и умереть уже не хотелось.

Однако видимо для того, чтобы она не имела заблуждений относительно своей зависимости, Шамалко и решил дать ей прочувствовать все прелести ломки. А может, просто, сам получал кайф, наблюдая за ее страданием.

И, как оказалось, для ее организма не существовало разницы — хочет ли разумом Агния принимать наркотик или нет. «Ломка» началась, и оказалась такой мучительной, что Агния разрыдалась тогда, когда ее мучители напоили ее все же водой с растворенным в том наркотиком. От облегчения, и от стыда за то, что стала такой.

Ей и сейчас было стыдно. Очень. Из-за того, что Вячек видит то, как она зависит от наркотиков, из-за того, что оказалась слишком слабой, что не боролась с этим. Какая-то часть ее разума, вроде бы понимала, что подобное — выше сил и возможностей любого человека. И не ее решением стало начать принимать препараты. Но стыд от этого понимания, все равно, никуда не уходил. Она не знала, как он отреагирует на то, что с ней будет твориться, и это добавляло боли и муки к тому, что Агния и так испытывала.

Раньше Агния всегда знала, что Вячек думает, как относится к ней. Не с первого дня, конечно. Даже не с первого года. Он умел прятать свои мысли и чувства так, что никто не сумел бы догадаться. И она долго не понимала, не знала. Мучилась, страдала, металась, испытывая боль от дурных мыслей и собственных догадок и выдумок.

Но потом, когда они выяснили и решили это все — Агния всегда была уверена в том, что Вячеслав ощущает и думает.

А сейчас ее с головой поглотил страх, боязнь того, что она утратила это умение. Потому что Агния лишилась уверенности в себе и в том, что она нужна ему такая.

Господи! Почему этот проклятый вокзал такой длинный?! Зачем было делать его таким огромным? Она не представляла, как доберется до машины.

Но изо всех сил старалась показать, что все в порядке, что ей ничего не стоит это выдержать, и она прекрасно доберется до дома, используя лишь свои собственные возможности и силы. Только пиджак согласилась оставить, будто и не мучилась от дикого чувства холода.

Мышцы начали болеть, суставы ломило, словно ей не двадцать пять, а семьдесят, и она старая бабка. Каждый шаг, каждое движение отдавалось такой болью, казалось таким невыносимым, что Агнии едва удавалось сдерживать стоны. И насколько ее хватит еще, она боялась даже загадывать. Тем более не представляла, долго ли сможет поддерживать фарс своей улыбкой.

— Все. Хватит! — Вячеслав обхватил ее со спины, подняв себе на руки. И с яростью глянул Агнии в лицо. — Какого ты тут Рэмбо из себя строишь?! Думаешь, мне по кайфу наблюдать, как тебе больно? Бусинка! — Он крепко сжал ее.

Открыл рот, словно хотел добавить что-то еще, но только сплюнул на перрон, и прижал ее голову к своей шее.

Рядом загрохотал поезд, отъезжая. Стук колес барабанил по ее ушам, словно кто-то стучал по голове молоточками. Было ужасно больно.

Вячеслав куда-то пошел, она даже направление теперь определить не смогла. Голова закружилась.

Зажмурившись, она скривилась. А потом, приоткрыв один глаз, осторожно глянула в бок путей. Оказывается, они едва-едва отошли от того места, где сошли с поезда. А ей казалось, что она преодолела, как минимум, километр.

Осознание собственной беспомощности только усилило боль и стыд. Руки задрожали еще сильнее, и ей никак не удавалось остановить эту дрожь. Тошнота подкатила к горлу, несмотря на то, что она не ела ничего со вчерашнего обеда, только чай около часа назад выпила. Агния всхлипнула и прижала дрожащие руки к лицу. Она сама себе была сейчас противна.

А ведь дальше станет только хуже.

— Бусинка, солнышко мое. — Вячек коснулся щекой ее лба. Легко провел, царапая кожу своим колючим подбородком. — Не надо. Пожалуйста. Не надо. — Он прижался губами к ее дрожащим пальцам. — Я все сделаю. Слышишь? Клянусь. Все, чтобы тебя вытащить. Мы сумеем. — Продолжал он шептать ей на ухо, пока сам куда-то шел.

Наверное, к стоянке, где должна была находиться машина, которую пригнал Федот.