Любовь как закладная жизни

Еще несколько часов назад, идя сюда, она чувствовала себя победительницей. А теперь эйфория прошла. И она ощущала себя Дурой. Нет, хуже, самой большой дурой из всех дур.

Мимо ее убежища в одном из закутков коридора подсобных помещений, ухмыляясь, прошла Светлана — основная певица в этом ресторане. Солистка, если можно так сказать о певичке ресторана. Хотя, чем она-то, Агния, теперь лучше?

Уткнувшись в колени распухшим от слез носом, Агния сделала вид, что не замечает насмешливый, полный превосходства, взгляд певицы. Так стыдно, и противно.

Она очень хотела убежать. Вот просто все бросить, и рвануть отсюда домой, и никогда не возвращаться. Но ее останавливало то, что именно это и предрекал ей Вячеслав Генрихович вчера.

А значит, надо было или подниматься и дальше искать бусину из вышивки маминого платья, которое она взяла для сегодняшнего вечера, или прекращать рыдать, махнуть рукой на проклятый бисер, пусть и такой важный для нее. И идти выяснять у Семена Владимировича, может ли она и завтра выступать так же, как сегодня.

Эта идея пришла им с Зоей Михайловной в три часа ночи, когда они смирились с тем, что и с самым «тяжелым» макияжем никто не примет Агнию за взрослую. А в свете настольной лампы, включенной в комнате, очень выразительно смотрелась тень от вазы, которую мать Агнии привезла из гастролей в Испании…

Потому, сегодня вечером она пришла в ресторан с белым экраном-ширмой, «заимствованной» в консерватории и романсом в репертуаре. И такой подход, определенно, заинтриговал посетителей ресторана Боруцкого. Они отвлеклись от еды и с интересом наблюдали за номером. Это ей сказал Петя, один из парней-официантов. И она так обрадовалась. А потом, уже переодевшись и сыграв на пианино по просьбе того же Семена Владимировича, обнаружила, что на вышивке платья, оставленного в одном из подсобных помещений, не хватает центрального элемента — крупной синей бусины из тонированного перламутра. И она вдруг так расстроилась, что разревелась в три ручья, едва сумев внятно объяснить причину своих слез тут же появившемуся невозмутимому Семену Владимировичу. Нет, она не сказала администратору о том, что только-только потеряла обоих родителей, что ее бабушка в десяти случаях из двенадцати не узнает свою внучку, встречая в коридоре квартиры. Не говорила о том, как устала приходить по ночам под окна этого ресторана, чтобы кого-то в чем-то убедить. Как устала бояться инспекторов соц. службы, имеющих полное право отправить ее в интернат из родного дома. И как невероятно вымоталась, придумывая способ обеспечить и бабушку, и себя, не утратив при этом возможности продолжать заниматься пением в консерватории, готовясь в ту поступать на основное отделение через год.

Она не говорила о том, как ей хочется купить себе шоколадку, и просто съесть ту, а не проходить мимо прилавка в магазине, подсчитывая каждую копейку. Господи, она и сама понимала, что еще совсем не взрослая! И не привыкла отвечать сама за себя! Она была ребенком, дитем, как называл ее Боруцкий. Только детство неожиданно кончилось два месяца назад, а Агния еще не успела вырасти.

— Это что за хрень? Ты мне тут болото решила устроить? — Раздраженный, полный издевки, голос Вячеслава Генриховича заставил Агнию резко вскинуть голову. — Быстро вытрись. Я что говорил — шуруй отсюда, никто не держит. А сопли распускать мне здесь нечего.

Мужчина возвышался над ней, скрестив руки на груди.

— П-п-простите, Вячеслав Генрихович. — Попыталась поглубже вдохнуть Агния. — Я … нет. Не болото. Я … просто… Бусину. Сейчас. Я найду. Просто нигде нет. А это с маминого платья…

— Е-п-т. — Боруцкий посмотрел на нее, как на идиотку. — Бусинку. — Передернул он ее с иронией. — Ясли, е-мое. Бусину она потеряла. Найти не может.

Вячеслав Генрихович фыркнул и, покачав головой, развернулся и ушел вглубь коридора.

Агния медленно поднялась, чувствуя себя еще хуже, чем до этого, и принялась вытирать слезы ладонями, не замечая, что испачкала те пылью, во время своих поисков под сценой.

Глубоко вдохнула и решила идти домой. Но уже на полпути к подсобке, где лежали ее вещи, опять натолкнулась на Вячеслава Генриховича.

— Дура ты, девка. Как и все бабы. — С насмешкой заметил он, и протянул ей руку. — На, держи свою бусинку. И больше не теряй. — Он разжал кулак.

На ладони Боруцкого действительно лежала та самая бусина. Агния, не поверив глазам, быстро схватила ту и крепко сжала в пальцах.

— Спасибо, Вячеслав Генрихович! Спасибо! Даже не представляю, где вы нашли ее! Я все обыскала! — Она уставилась на него восхищенным и благодарным взглядом.

Он фыркнул и покачал головой.

— Говорю же, дура, дурой. Не там ты искала. А теперь, давай, вали отсюда. Свое отработала, если верить Семену. — Боруцкий как-то устало потер лицо рукой.

И Агния только сейчас заметила, что тыльные стороны его рук, на костяшках, красные и немного припухшие. Будто бы Вячеслав Генрихович обо что-то ударился теми.

— Давай, давай, — подтолкнул он ее, разглядывающую его нескладные руки, к выходу. — Шуруй, Бусина. И завтра не опаздывай, коли не передумаешь.