Любовь как закладная жизни

Потому как, хоть его Бусинка и была достаточно смелой девочкой, если опираться, что на прощание коснулась уголка его губ, а не щеки, она вряд ли сходу примет то, что он хочет от нее. С этим еще точно стоит поработать и пораскинуть мозгами над тем, как сделать наверняка. Чтоб она не убежала потом от него. Или не забаррикадировалась в своей квартире. Боров не хотел бы сломать все то, что буквально завораживало его в Бусинке. Ни за какой секс в мире. Офигеть, как иронично, но сейчас он понимал, что не выдержит, если малышка станет его бояться. Сколько он хотел этого? А теперь на все готов, лишь бы и дальше она смотрела на него глазами, полными доверия и восхищения, с радостью улыбалась, едва увидев его. И если он не хочет сорваться, риск чего сильно возрос после ее сегодняшнего «приставания», надо бы с этим хоть как-то разобраться.

Взгляд Борова скользнул по дивану, на котором она дремала ночью. На том, где он спал, после того, как отвез Бусинку домой, все еще посчитав, что подниматься к ней в квартиру — слишком рискованно. И она, кстати, вопреки тому, что в любое время уговаривала Вячеслава зайти, в этот раз даже не заикнулась о подобном.

Это только подтверждало все то, над чем он ломал голову в последний час. Его девочка явно нуждалась в пространстве и большем количестве времени, чем пару минут на осознание того, насколько именно «Вячеслав Генрихович» хотел ее приставаний. А он точно не выдержит больше, если продолжить искушать и себя, и ее.

Не сегодня.

Завтра, возможно. Если хоть немного расслабится.

Поему он не поехал домой? Черт знает. Не захотел так быстро прекращать настолько запоминающуюся ночь, наверное. Не в плане того, чтоб где-то загулять. Он сидел здесь в кабинете, вспоминая каждую секунду проведенного с ней времени и ощущал себя вполне довольным таким вариантом встречи Нового года. Ну, почти. Довольным. Но не удовлетворенным, блин.

Агния не могла сказать, что она выспалась. Часы показывали одиннадцать часов утра, она только проснулась… Но все равно ощущала себя уставшей. Видимо потому, что уснула она только в шесть часов этого же утра.

Вячеслав Генрихович привез ее домой около трех, она легла сразу. Однако не смогла даже задремать. Мысли, эмоции и чувства, совершенно незнакомые и непривычные ей, будоражили и тело, и разум, прогоняя сон. Так непонятно: там, в клубе, ей безумно хотелось спать, а добралась до кровати — и сна не осталось ни в одном глазу. Зато сколько раздумий заполонило голову — ужас просто. И Агния не знала, о чем думать, как развить и осмыслить то, что будоражило все внутри.

Слова Боруцкого, его поступки, ее поцелуй, его веселье и поцелуй в ответ — всего было так много и так непривычно. И очень хотелось понять: значило это что-то или нет? Понял ли он, что она очень, очень-очень заинтересована им? Или просто решил «преподать науку» подопечной, не придав этому факту никакого значения? Мало ли, она же не знает, по каким причинам он мог бы поцеловать женщину? Вон, он сказал, что ее поцелуй — поздравление. И сам потом еще раз ее поцеловал, легко так, но тоже ведь в губы…

Но тот его поцелуй… Боже! Она краснела всякий раз, когда ее мысли возвращались к этому. И стыдно вроде бы становилось, и неловко. И очень хотелось снова это ощутить. И еще больше. Чтобы он не остановился тогда, не перевел все в шутку, а продолжил поцелуй. Она не совсем понимала, чего именно ей хотелось от него дальше. Агния имела представление о сексе. Но почему-то никак не могла представить и связать эти вещи: свое знание и свою тягу к Вячеславу Генриховичу. Их поцелуй. При любой попытке представить, чего же ей хотелось далее, после того, как он закончит ее целовать в первый раз, и во второй, и в десятый тоже, внутри становилось совсем-совсем щекотно и до крику неловко. И сжималось все, и дыхание перехватывало, но ничего конкретного Агния представить не могла. Она даже в какой-то момент пожалела, что в восьмом классе не пошла вместе с подругами в гости к одной из них. Та обнаружила дома кассету, которую прятали ее родители, и позвала девчонок смотреть. Агния уже и не особо помнила, почему ей так срочно надо было домой, но она не пошла. А девчонки на следующий день мало что вразумительно смогли объяснить, только краснели и хихикали. Точнее, объяснить-то они объяснили, но соотнести их рассказ с собой, и тем более с Боруцким — у Агнии не выходило, даже учитывая знание школьного курса анатомии. Вот и понятно все, как-то, и непонятно в тоже время, и в мыслях представить, отчего же все тело горит и ноет — не получается.

А в пять утра ей пришла в голову гениальная идея: у Алины Дмитриевны была обширная коллекция книг. Тех, чтение которых родители Агнии не очень одобряли, а сама соседка не раз предлагала ей взять, отвлечься. Она просто возьмет у Алины Дмитриевны один из этих «любовных романов» и, возможно, быстрее поймет себя и разберется.