Наверное, он надавил, заставив женщину опуститься. Во всяком случае, казалось, она не собиралась становиться на колени. Хотя Агния не могла понять, если честно. Ее мозг пока не был в состоянии анализировать то, что она видела. Просто отслеживал и фиксировал все происходящее, подавляемый нарастающей болью где-то в глубине живота.
И когда эта женщина оказалась на коленях так, что ее лицо было на уровне паха Боруцкого, он, так и стоя к ней боком, второй рукой освободил пряжку своего ремня и расстегнул джинсы, позволяя тем упасть на пол.
Боже. Господи!
Агния не знала, что ей делать. Глаза сами зажмурились, и тут же распахнулись, словно она просто не могла не смотреть. Будто ее принуждало что-то. А женщина перед Вячеславом Генриховичем, уже не споря, потянулась и, раскрыв рот, обхватила губами…
Агния знала, как называется этот мужской орган. Знала.
Но в этот момент даже в мыслях не могла сформулировать это слово. Была не в состоянии соотнести то, что происходило там, в бильярдной, со своим понимание реальности. Или ее полным непониманием.
Вячеслав Генрихович потянул женщину за волосы, заставляя немного иначе повернуть голову, и вдруг принялся сильно, даже как-то грубо двигать бедрами, погружая…, погружая…, погружая себя в рот этой женщины. Но та не сопротивлялась, послушно делая, что от нее требовалось. А Боруцкий, казалось, полностью отдавшись этим движениям, закрыл глаза, запрокинув голову. Наверное, от удовольствия.
Агния не знала. Ничего. Даже того, кто же она такая теперь, зачем стоит и ради чего, Господи, на это смотрит, почти онемев от какого-то непонятно ступора и нереальной, но физически ощущаемой боли внутри?
— Развернись! — отрывисто и хрипло вдруг велел Боруцкий, небрежно отталкивая женщину от своего тела. И несильно потянул ее за волосы, понукая подняться с колен и опереться на один из бильярдных столов.
Этот звук его голоса заставил вздрогнуть Агнию и словно встряхнул. Она наконец-то сглотнула, поняв, что во рту совсем сухо и губы давно закушены. А она все стоит и смотрит.
Женщина покорно выполнила то, что велел Вячеслав Генрихович. Он ухватил свободной рукой ее бедро, подстраивая женщину под себя и…
И Агния вдруг поняла, что он сейчас повернется лицом прямо к ней. К этой двери, и этой щели…
Нет!
Она отпрянула назад, вглубь коридора. В голове шумело, кровь стучала в висках и ушах. Кислорода не хватало. И все та же безумная боль, вперемешку с опустошением, терзала внутренности.
Она вдруг поняла, почему закусила губы и сжала кулаки. Ей хотелось завыть. Закричать: «Мой! Только мой!». Избавиться от этой женщины, не важно, как. Но разум не мог, не был в состоянии понять или анализировать. Он был перегружен, дезориентирован увиденным. И сил оставаться здесь, слыша короткие, глубокие и хриплые вздохи — не хватало.
Слабо отдавая себе отчет в том, что делает, Агния отвернулась и быстро пошла в сторону кабинета Вячеслава Генриховича, не замечая, как с каждым шагом ускоряется. Достигнув зала, она почти бежала, не обращая внимания на охранника. И буквально вылетела на улицу, на холод и мороз, ощущая, как пылают и горят щеки, как колотится сердце, изнывающее от непривычной и такой разрушающей боли.
И только три или четыре раза глубоко вдохнув, чем ни капли не уняла жжение в легких, вдруг поняла, что неподалеку, чуть сбоку, у самого края стоянки, стоит Федот. Курит. И смотрит в ее сторону.
Он знал.
Агния не знала, почему поняла это. В ее-то состоянии в ту минуту. Видно мозг хватался за что угодно, лишь бы не понимать, не принимать только что увиденное. Но у нее и на секунду не возникло сомнения, что Федот точно знал, что Агния только что видела.
И, будто уловив ее мысли и взгляд, Федот вдруг бросил недокуренную сигарет в снег и двинулся в ее сторону.
Глава 19
— Ну что, нашла своего Вячеслава Генриховича?
Федот подошел совсем близко и посмотрел на нее с каким-то выражением, которое Агния сейчас была не в состоянии расшифровать.
Она отвернулась и распрямила спину, не собираясь смотреть на этого человека:
— Нет, знаете, его не было в кабинете. Я просто оставила подарок на столе, — не имея понятия, где взяла силы для этого, ответила Агния.
И так и не поворачиваясь к Федоту, провела ладонью по лицу, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями. Понять, что теперь делать. И должна ли она, вообще, что делать? Куда-то идти?
Мысли не желали собираться. Перед глазами стояло то, что в данную минуту Агния предпочла бы забыть, а лучше — никогда не видеть. А сами глаза пекло от каких-то беспомощных и болезненных слез.
— Серьезно? Не искала даже, чтоб лично вручить? Ведь для этого и приехала, — Федот хмыкнул и вдруг обошел ее, снова глянул в лицо Агнии, видно, не желая понять, что она не хочет ни говорить с ним, ни видеть.
— Нет, на столе оставила.
Сдержав все же слезы усилием воли, она заставила себя обойти этого человека, и направилась… куда-то. Куда именно ей надо, и надо ли вообще — Агния еще не вспомнила. Даже не заметила, что направилась совсем в противоположную от остановки сторону.