Любовь как закладная жизни

Вячеслав отвернулся и глянул на девку. Та опустила лицо и, определенно, старалась сдержаться. Но слезы, все равно, уже катились по щекам. Он присел на корточки у ее стула.

— Слышь, Бусина, ну ты чего? — Вот, вроде, только что думал, что лучше пусть рыдает, чем статуей сидит. А теперь по столу кулаком грохнуть захотелось. — Ну, все уже, слезами тут не поможешь. Да, и решили уже все. Завтра организуют, как положено. Тебе думать не надо…

Девчонка прижала ладони к глазам.

— Она даже не узнавала меня последние три года, думала, что я — это моя мама. А мне, все равно, так больно. Я, ведь, и когда про родителей узнала, не плакала. Держалась. А сейчас — не могу. Не выходит. Почему, Вячеслав Генрихович? — Девчонка подняла голову и глянула на него.

У Боруцкого, реально, сдавило горло. Не от сантиментов там, каких, или типа того. Просто у нее сейчас такие глазищи были… Не взрослые даже. А будто на него старуха глянула. Такая, что уже всю жизнь прожила и сама на краю могилы стоит.

— Мать твою, а! — Ругнулся Боров.

Вскочил на ноги и сунул в рот новую сигарету, стараясь стряхнуть с себя пробежавший по спине холодок.

— Так, все, Бусина, успокойся. Нормально это. Ты ж всех потеряла. И плакать тут — нормально. — Резко отрубил он. — И, потом, это ж бабка твоя, а не с улицы кто-то, вот и грустно тебе.

Он как-то неуверенно переступил с ноги на ногу, достал коробок из кармана, чиркнул спичкой, бросив ту потом в раковину. И, даже для себя немного нежданно, протянул руку и неловко погладил ее по волосам, стянутым в косу.

Бусина прерывисто вздохнула, сморщила нос отчего-то, так, что он уже было отдернул руку, решив, что ей страшно или неприятно. И даже разозлиться из-за этого успел. Но девчонка, вконец сбив Вячеслава с толку, потянулась за его ладонью, что бездомный котенок, ей-Богу.

— Меня теперь точно в приют заберут. — Грустно и с безнадегой в голосе заметила она, зажмурившись, когда он неумело, осторожно провел по ее волосам, опасаясь чего-то. Словно куклу поломать боялся. Его ручищи на фоне ее головки смотрелись совсем нелепо, и не к месту. Полная несуразица. — Точно-точно. Не вывернуться. Я же совсем одна осталась. — Она начала вытирать щеки.

Те уже раскраснелись, кстати, видно водка, хоть и мало он в нее влил, а сказалась.

Приют.

Вячеслав не сообразил, когда чуть сжал пальцы, погрузив те в стянутые волосы, и едва удержался, чтоб не притянуть голову Бусины к себе.

Что такое приют, Боров знал хорошо. И даже уважал. Это такое место, где ты сразу и четко понимаешь, что и к чему в этом мире. Быстро теряешь любые иллюзии и всю эту белиберду, которую с детства вкладывают в голову, про доброту, справедливость, и надежду. И ты или даешь кому-то помыкать собой. Или сам начинаешь помыкать, своими руками добывая и справедливость для себя, и все, чего только не захочешь. Он в свою бытность в приюте, выбрал второй вариант, и знал неписаные правила таких мест.

Может там и поменялось чего за последние двадцать лет, только, в кардинальность изменений — верилось не сильно. Из Бусины там в два счета фарш сделают. Кто знал это лучше него?

— Так, а про крестного кто тут всем растрезвонил, а, Бусина? — Легонько потянув за волосы, он заставил ее поднять голову и снова глянуть на него.

Девчонка смутилась и покраснела. Ее глаза, к счастью, утратившие то выражение, выбившее из него воздух, выдавали все ее эмоции.

— Извините, Вячеслав Генрихович. Я не думала, не собиралась… Понимаете, они спрашивали, есть ли кто еще, кто может нас поддержать с бабушкой. И я… Я понимаю, что вы рассердились, видимо. Я не имела права… — Она отвернулась.

— Не имела. — Согласился Боров, затянувшись. Стряхнул пепел в раковину. — И за базар отвечать придется. — Добавил он, заметив, как она настороженно зыркнула на него из-под ресниц. — «Назвался груздем», как говорится… — Он криво усмехнулся, увидев беспокойство в глазах малявки. — Что, неужели, наконец-то испугалась? — Чуть ли не с надеждой поинтересовался Боров, вдавив окурок в какую-то тарелку на соседней тумбочке.

Бусина вздохнула. Тяжко, так, виновато. Поперхнулась воздухом. Но все-таки покачала головой.

— Да, нет. Я сама виновата. Не стоило мне, Вячеслав Генрихович. И вас спросить следовало.

— Ненормальная ты, Бусина. Вот, как есть говорю, не-нор-маль-ная. — Покачал головой Боруцкий, глядя на девчонку. — Ладно, не переживай так. — Он еще раз осторожно провел ладонью по ее волосам. — Разберемся. И с приютом, и вообще. На то крестные и нужны же, чтоб проблемы помогать решать.

Он ухмыльнулся, видя, с каким недоумением она на него уставилась. И в глазах опять огонек появился. Хоть и слабый, но все же и не та пустота, что сразу была. Вот и ладненько.

— Вячеслав Генрихович! Спасибо! — Полностью сбив его с толку, девчонка вдруг вскочила со своего стула и прижалась к нему, крепко обхватив за пояс. — Спасибо огромное!

Твою ж налево.