Любовь как закладная жизни

— Я не буду, правда, Вячеслав Генрихович. — Она так робко и неуверенно ему улыбнулась, что у него чай поперек горла стал, обжигая пищевод.

Он только кивнул. А Агния с явным любопытством и, наконец-то, прорезавшейся радостью, принялась распаковывать коробку.

Следующие полчаса он честно пытался ответить на сыплющиеся из нее вопросы: «Что? Куда? Как? Зачем? Что с этим делать?»

И искренне кайфовал от того, что она начала радоваться. Блин. Да он бы ей каждый день что-то дарил ради того, чтоб наблюдать за этим осторожным и робким, но таким искренним восторгом. Еще б не приходилось поначалу уламывать и уговаривать. Но и к этому он начинал привыкать.

Одно плохо, ему пора было ехать. А совсем не хотелось. Боров бы просидел здесь еще и те полтора часа, что оставались Бусинке до выхода, и плевать, что курить хотелось. И до ресторана довез бы свою девочку. Только те дела, что должен был сделать сегодня, никак перенести и отложить не мог.

Она притихла, стоило ему подняться. Сразу поняла, что уходит, Боров опять по глазам увидел. И радость вся ее куда-то делась, хоть Агния и продолжала улыбаться. Но так, только для вида, думая, что он не разберет. Кивнула, когда он попрощался. И пошла провожать. А когда он уже обулся, позвала:

— Вячеслав Генрихович?

Он глянул на нее.

— Я вас попросить хотела.

Неужели? Ему стало интересно. Боров молча продолжал смотреть на Бусинку, которая, похоже, опять стеснялась.

— У нас перед Новым годом, в консерватории, концерт будет. Нам сегодня сказали. Вроде как показательно-отчетный. — Агния неуверенно улыбнулась. — В общем, нам разрешили пригласить своих родных и гостей. Кого захотим. Вот. — Она сцепила руки перед собой. — Я вас приглашаю. Вы придете? Пожалуйста?

Боруцкий глянул на ее взволнованное лицо и хмыкнул.

— Так я ж в опере твоей, ничего не смыслю. — Заметил он. — Ни хрена. Чего мне место занимать? Может, толковый кто придет…

— Вячеслав Генрихович, — она так разнервничалась, наверное, что опять подскочила к нему, став едва не впритык. И снизу вверх заглянула в глаза. — Я хочу, чтобы вы пришли. Вы. Мне других не надо. И не буду я никого больше звать. Пожалуйста. Я же уже просила прощения за то, что сказала. Я так не думаю, честно. — Бусина снова схватила его за руку.

Блин. Он же не каменный.

А вот если он ее будет хватать, когда приспичит, она нормально будет реагировать? Так он же тогда ее, вообще, из рук не выпустит…

Нет. Рано еще. Спугнет.

— Хорошо. Я приду. — Обхватив ее плечи, Боруцкий только на секунду прижал свою девочку к себе. И отстранился. — Маякнешь потом, куда и когда.

— Спасибо, Вячеслав Генрихович! — Ее улыбка снова была просто оглушающе-счастливой. И почему она телефону не так обрадовалась? — Огромное спасибо!

— Было б за что. — Отмахнулся Боруцкий, уже выходя в коридор.

Она случайно встретилась с Федотом. Просто торопилась за вещами после выступления и, заглянув в бильярдную, не заметила того. Решила «срезать» путь через пустую комнату. И прошла половину помещения, когда ее окликнули.

— О, Бусина! А ты чего тут делаешь? — Друг и помощник Вячеслава Генриховича сидел на одном из диванчиков у стены и курил.

Похоже, он находился тут один. Во всяком случае, уже внимательней осмотревшись, Агния больше никого не увидела. А жаль. Несмотря на то, что за последние десять дней она видела Боруцкого целых четыре раза, что было куда чаще, чем обычно, она не огорчилась бы и еще одной встрече. Но видно не сегодня.

— Я — Агния. — В который раз напомнила она, отступив немного. Просто так. На всякий случай. — И — ничего. За вещами иду. Я уже закончила выступать. Домой пора.

— Да, я слышал. — Федот откинулся на спинку дивана и выдохнул облако дыма вверх. — Ну, иди тогда. Чего застыла? Агния.

— Ничего. — Все-таки, он ее пугал. Странный какой-то. И не понятно, о чем думает. И зачем к ней цепляется.

— А, да. Слышь? — Окликнул он ее тогда, когда Агния почти дошла к выходу. — Что там, больше к тебе никто не цеплялся? Никому больше по голове надавать не надо? А то мест в больнице еще полно.

— Вы о чем? — Ничего не поняв, Агния повернулась и с удивлением посмотрела на Федота.

— Ну, как о чем? О пацане том, что лез к тебе. Не бойся, больше и пальцем не тронет. Нечем. — Федот ухмыльнулся, снова затянувшись.

У Агнии холод прошел по позвоночнику, и появилась какая-то странная, противная и мерзкая слабость в ногах.

— Какой пацан? Кто в больнице? — Чуть ли не шепотом переспросила она.

— Ну, к тебе пацан какой-то в поезде клеился? Сашка? С четвертого курса? Так? — Хмыкнул Федот. Поднялся с дивана. Потянулся.

Агния смогла только слабо кивнуть от вязкого, тягучего ужаса, накатившего на нее волной.

— Ну, так больше он к тебе не полезет. Да и друг его. И правильно, нечего к нашим девчонкам лезть. Надо знать свое место. Ты, как-никак, под нашей защитой. Наш же человек. — Федот ей подмигнул и, ухмыльнувшись, вдавил окурок в одну из пепельниц.

— Вы что? Вы его избили? — Еле слышно спросила она, понимая, что с трудом выговаривает слова.